Читаем Джек Лондон: Одиночное плавание полностью

«Мы с женой провели в поселке неделю, чего мы, конечно, не сделали бы, если бы боялись заразиться, — писал Лондон. — Мы не носили длинных, наглухо застегнутых перчаток и не держались от прокаженных в стороне. Наоборот, мы постоянно были в их толпе и за неделю перезнакомились с очень многими. Единственная предосторожность, которая необходима, — это самая обыкновенная чистоплотность». Это из статьи, которую тогда же писатель отослал в Woman’s Ноте Companion, а впоследствии переработал в главу «Колония прокаженных» для книги. «Ужас перед проказой вырастает в умах тех, — утверждал автор, — кто никогда не видал прокаженных и не имеет никакого понятия о болезни».

Как это ни парадоксально, жизнь колонии ему понравилась: «Проказа ужасна, — кто станет отрицать это! Но поскольку я понимаю эту болезнь и степень ее заразительности, я бы с большим удовольствием согласился провести остаток жизни на Молокаи, чем в санатории для туберкулезных. В каждой городской и сельской больнице для бедняков Соединенных Штатов, а также и других государств можно встретить, конечно, такие же ужасы, как на Молокаи, и общая сумма этих ужасов там еще более чудовищна. Поэтому, если бы мне было предложено на выбор кончать мои дни на Молокаи или в трущобах лондонского Ист-Энда, нью-йоркского Ист-Сайда и чикагского Сток-Ярда, я без малейшего колебания выбрал бы Молокаи».

Тем не менее увиденная и описанная пастораль не помешала ему пару лет спустя сочинить пронзительный рассказ «Кулау-прокаженный». Впрочем, там не столько о проказе, сколько о человеческом достоинстве и поразительной стойкости.

Вообще за пять месяцев, проведенных на Гавайях, Лондон неплохо узнал острова и их обитателей. При этом сохранил свежесть впечатлений. Очень скоро этот опыт будет писателем использован в «Рассказах южных морей».

И еще один материал, написанный на Гавайях для упоминавшегося выше женского журнала, — «Катание на волнах в южных морях». В нем Лондон рассказал о развлечении местных жителей — скольжении на доске («сёрфе») по волне океанского прибоя и описал, как сам овладевал этим непростым, но захватывающим дух искусством. Статья вызвала большой интерес. Говорят, именно с нее начинается история серфинга как особого вида спорта. Во всяком случае, широко бытует мнение, что как раз Лондон и стоял у его истоков[219].

А как обстояли дела с сочинительством? В переходе от Сан-Франциско к Гавайям возможности писать не было — литературу вытеснили вахты и хлопоты по судну. Первые недели на островах поглотили путешествия, но Лондон писал — обещанные статьи в журналы, обязательства необходимо было выполнять. Хотя периодические издания тех отдаленных времен в основном малодоступны, мы знаем, что и о чем он писал, — эти публикации лягут в основу все того же «Путешествия на “Снарке”» (отдельным изданием книга выйдет в 1911 году). Единственный именно художественный текст, сочиненный в это время, — рассказ «Зажечь огонь» (То Build a Fire). Казалось бы, очередной «северный» рассказ, и написан он вроде бы ради денег. Более того, является вариантом раннего рассказа с тем же названием, опубликованного в 1902 году (интересно, кстати: в большинстве изданий русскоязычного Лондона рассказ помечен указанным годом, а читаем мы более позднюю версию — 1907 года). Но с какой силой, с каким мастерством он написан! Лондон снизил пафос, убрал героику — повествование течет ровно и спокойно, и от этого все происходящее получилось гораздо трагичнее, чем в первом варианте. Почему он опять обратился к «северу», понятно — деньги. А вот по какой причине решил обновить давний сюжет — об этом исследователи почему-то молчат, хотя ответ на поверхности: на «Снарке» Джек внезапно для себя вновь оказался в роли «чечако», как тогда, в «белом безмолвии» Клондайка. Ассоциации здесь вполне прозрачны, ведь финал мог быть самым плачевным — вспомним описанный Лондоном шторм и поведение парусника.

Невысокая продуктивность Лондона-новеллиста в этот период объясняется не только поездками по архипелагу, встречами с новыми людьми, необходимостью писать статьи для журналов (хотя и это играло свою роль), но и тем, что у него возник новый замысел и он решил плотно взяться за его осуществление. Речь о романе «Мартин Иден» — пожалуй, самом известном из произведений писателя. Здесь, на Гавайях, в августе 1907 года Джек Лондон и начал его писать. Продолжил в путешествии, отводя сочинительству (как свидетельствует Мартин Джонсон) по два часа с утра ежедневно. Даже погода не была для него помехой — спокойно было море или волновалось. Не являлось препятствием и самочувствие, а ведь известно, что Лондон болел (особенно на завершающем этапе путешествия).

«Мы отплыли от Хило (Гавайские острова) 7 ноября и прибыли на Нукухива (Маркизские острова) 6 декабря», — читаем в русскоязычной версии «Путешествия на “Снарке”»[220]. Конечно, это ошибка (издательская?) — дотошные исследователи давно выяснили, что «Снарк» продолжил путешествие 6 октября 1907 года.

Перейти на страницу:

Все книги серии Жизнь замечательных людей

Газзаев
Газзаев

Имя Валерия Газзаева хорошо известно миллионам любителей футбола. Завершив карьеру футболиста, талантливый нападающий середины семидесятых — восьмидесятых годов связал свою дальнейшую жизнь с одной из самых трудных спортивных профессий, стал футбольным тренером. Беззаветно преданный своему делу, он смог добиться выдающихся успехов и получил широкое признание не только в нашей стране, но и за рубежом.Жизненный путь, который прошел герой книги Анатолия Житнухина, отмечен не только спортивными победами, но и горечью тяжелых поражений, драматическими поворотами в судьбе. Он предстает перед читателем как яркая и неординарная личность, как человек, верный и надежный в жизни, способный до конца отстаивать свои цели и принципы.Книга рассчитана на широкий круг читателей.

Анатолий Житнухин , Анатолий Петрович Житнухин

Биографии и Мемуары / Документальное
Пришвин, или Гений жизни: Биографическое повествование
Пришвин, или Гений жизни: Биографическое повествование

Жизнь Михаила Пришвина, нерадивого и дерзкого ученика, изгнанного из елецкой гимназии по докладу его учителя В.В. Розанова, неуверенного в себе юноши, марксиста, угодившего в тюрьму за революционные взгляды, студента Лейпцигского университета, писателя-натуралиста и исследователя сектантства, заслужившего снисходительное внимание З.Н. Гиппиус, Д.С. Мережковского и А.А. Блока, деревенского жителя, сказавшего немало горьких слов о русской деревне и мужиках, наконец, обласканного властями орденоносца, столь же интересна и многокрасочна, сколь глубоки и многозначны его мысли о ней. Писатель посвятил свою жизнь поискам счастья, он и книги свои писал о счастье — и жизнь его не обманула.Это первая подробная биография Пришвина, написанная писателем и литературоведом Алексеем Варламовым. Автор показывает своего героя во всей сложности его характера и судьбы, снимая хрестоматийный глянец с удивительной жизни одного из крупнейших русских мыслителей XX века.

Алексей Николаевич Варламов

Биографии и Мемуары / Документальное
Валентин Серов
Валентин Серов

Широкое привлечение редких архивных документов, уникальной семейной переписки Серовых, редко цитируемых воспоминаний современников художника позволило автору создать жизнеописание одного из ярчайших мастеров Серебряного века Валентина Александровича Серова. Ученик Репина и Чистякова, Серов прославился как непревзойденный мастер глубоко психологического портрета. В своем творчестве Серов отразил и внешний блеск рубежа XIX–XX веков и нараставшие в то время социальные коллизии, приведшие страну на край пропасти. Художник создал замечательную портретную галерею всемирно известных современников – Шаляпина, Римского-Корсакова, Чехова, Дягилева, Ермоловой, Станиславского, передав таким образом их мощные творческие импульсы в грядущий век.

Аркадий Иванович Кудря , Вера Алексеевна Смирнова-Ракитина , Екатерина Михайловна Алленова , Игорь Эммануилович Грабарь , Марк Исаевич Копшицер

Биографии и Мемуары / Живопись, альбомы, иллюстрированные каталоги / Прочее / Изобразительное искусство, фотография / Документальное

Похожие книги

100 великих интриг
100 великих интриг

Нередко политические интриги становятся главными двигателями истории. Заговоры, покушения, провокации, аресты, казни, бунты и военные перевороты – все эти события могут составлять только часть одной, хитро спланированной, интриги, начинавшейся с короткой записки, вовремя произнесенной фразы или многозначительного молчания во время важной беседы царствующих особ и закончившейся грандиозным сломом целой эпохи.Суд над Сократом, заговор Катилины, Цезарь и Клеопатра, интриги Мессалины, мрачная слава Старца Горы, заговор Пацци, Варфоломеевская ночь, убийство Валленштейна, таинственная смерть Людвига Баварского, загадки Нюрнбергского процесса… Об этом и многом другом рассказывает очередная книга серии.

Виктор Николаевич Еремин

Биографии и Мемуары / История / Энциклопедии / Образование и наука / Словари и Энциклопедии
10 гениев спорта
10 гениев спорта

Люди, о жизни которых рассказывается в этой книге, не просто добились больших успехов в спорте, они меняли этот мир, оказывали влияние на мировоззрение целых поколений, сравнимое с влиянием самых известных писателей или политиков. Может быть, кто-то из читателей помоложе, прочитав эту книгу, всерьез займется спортом и со временем станет новым Пеле, новой Ириной Родниной, Сергеем Бубкой или Михаэлем Шумахером. А может быть, подумает и решит, что большой спорт – это не для него. И вряд ли за это можно осуждать. Потому что спорт высшего уровня – это тяжелейший труд, изнурительные, доводящие до изнеможения тренировки, травмы, опасность для здоровья, а иногда даже и для жизни. Честь и слава тем, кто сумел пройти этот путь до конца, выстоял в борьбе с соперниками и собственными неудачами, сумел подчинить себе непокорную и зачастую жестокую судьбу! Герои этой книги добились своей цели и поэтому могут с полным правом называться гениями спорта…

Андрей Юрьевич Хорошевский

Биографии и Мемуары / Документальное