Джек Лондон. Полное собрание романов в двух томах. Том 1

Это призрачное, как бы нереальное существование продолжалось. Саксон чудилось, что Билли ушел от нее во время какой-то другой жизни и что должна наступить новая жизнь, прежде чем он снова появится. Ее все еще мучила бессонница. Бывали ночи, много ночей, когда она ни на минуту не смыкала глаз. Случалось и так, что она засыпала на долгие часы и приходила в себя совершенно разбитая, не в силах открыть отяжелевшие веки. Ощущение железного обруча, сжимавшего голову, так и не проходило. Она очень плохо питалась, — денег у нее не было ни гроша. Иногда она не ела целыми днями. Однажды провела трое суток без пищи. Чтобы не умереть с голоду, она выкапывала из ила моллюсков, отдирала от скал маленьких устриц, собирала ракушки.

И все-таки, когда Бэд Стродзерс заходил проведать ее, она уверяла, что ни в чем не нуждается. Однажды вечером, после работы, ее навестил Том и почти насильно сунул два доллара. Он был ужасно измучен. Охотно дал бы он ей больше, да Сара опять ждет ребенка, а в его работе наступило затишье — в результате забастовок на других производствах. Он положительно не знает, куда страна идет. А дело, в сущности, очень просто: нужно только смотреть на вещи так, как он на них смотрит, и голосовать за тех, за кого он голосует. Тогда каждый получал бы по справедливости.

— Христос был социалист, — сказал Том.

— Но Христос умер две тысячи лет назад, — заметила Саксон.

— Ну и что же? — спросил Том, недоумевая.

— А ты подумай, — продолжала она, — подумай обо всех мужчинах и женщинах, которые успели умереть за эти два тысячелетия, — а социализм все еще не наступил. Как знать, быть может, пройдет еще две тысячи лет, а мы будем все так же далеки от него. Твой социализм. Том, тебе никогда не дал ничего хорошего. Это мечта.

— Он не был бы мечтой, если бы… — начал он с гневом.

— Если бы все верили в него, как ты. А вот не верят.

И тебе никак не удается убедить их.

— Но мы с каждым годом становимся сильнее, — возразил Том.

— Две тысячи лет — очень долгий срок, — проговорила она вполголоса.

На усталом лице брата появилось печальное выражение, он кивнул.

— Что ж, Саксон, если это и мечта, то прекрасная мечта.

— А я не хочу мечтать, — последовал ответ. — Я хочу, чтобы это в жизни было. И хочу, чтобы теперь же.

В ее воображении пронеслись бесчисленные поколения обездоленных глупцов, всех этих Биллов и Саксон, Бергов и Мери, Томов и Сар. К чему вся их жизнь? Впереди только чаны с рассолом да могилы. Мерседес злая и жестокая женщина, но она права: дуралеи и глупцы всегда окажутся под пятою умных. Только она, Саксон, дочь Дэзи, женщины, писавшей стихи, и храброго солдата на кавалерийской лошади, дочь тех мощных поколений, которые отвоевали полмира у первобытной природы и у дикарей, — только она не глупая. Это бесспорно. И она найдет выход.

На данные ей Томом два доллара Саксон купила мешок муки и полмешка картофеля. Это внесло некоторое разнообразие в ее питание устрицами и ракушками. Следуя примеру итальянок и португалок, она собирала щепки и относила домой, однако из гордости старалась выбрать время, когда уже становилось темно. Однажды, сидя на низкой илистой отмели возле Каменной стены, она увидала рыбачью лодку, которую вытащили на песок, нанесенный из канала. Со своего места Саксон могла отчетливо разглядеть рыбаков итальянцев, собравшихся вокруг яркого костра; они ели поджаристый итальянский хлеб и рагу из мяса и овощей, запивая все это большими глотками дешевого красного вина. И она позавидовала их свободе, их аппетиту, их оживленному смеху и болтовне, в которых сказывалось влияние вольной кочевой жизни; позавидовала их лодке, которая не была привязана к одному месту, а несла их, куда они пожелают. Поужинав, они закинули сети на илистую отмель и, вытянув невод на песок, выбрали из него только самую крупную рыбу. Когда они, наконец, отплыли от берега, на песке остались издыхать тысячи мелких рыбешек, таких, как, например, сардины. Саксон набрала целый мешок этих рыбешек, отнесла их в два приема домой и посолила в кадке.

По-прежнему она страдала провалами памяти. Самый странный свой поступок она совершила на Песчаной отмели. Однажды, после обеда, — было очень ветрено, — она вдруг оказалась лежащей в выкопанной ею яме; мешки служили ей одеялом. Она устроила над ямой даже нечто вроде крыши, смастерив ее из щепок и морской травы, а сверху еще насыпала песку.

В другой раз она опомнилась, когда шла по болотам с вязанкой щепок за спиной. Рядом с ней шагал Чарли Лонг. Она видела его лицо при свете звезд и спрашивала себя, давно ли он тут и что он ей сказал. Несмотря на темноту и одиночество, несмотря на его силу и дикий нрав, она не боялась.

— И такой женщине приходится собирать щепки. Какой позор! — говорил он, видимо, повторяя не раз уже сказанное. — Ведь вам стоит произнести только одно слово, Саксон, одно слово…

Саксон остановилась и спокойно посмотрела на него.