Джек Мэггс с супницей в руках обходил стол, следуя за Констеблом, наливавшим суп в тарелки гостей. Джек невольно приглядывался к гостям и особенно к Отсу. Когда писатель убедился, что внимание гостей сосредоточено на нем одном, его постоянно двигавшиеся руки стали спокойны и он одарил аудиторию ласкающей, полной обаяния улыбкой, продолжая рассказывать свою неправдоподобную историю с уверенностью человека, привыкшего, что никто не осмелится его прервать.
Мистер Бакл трижды откладывал ложку и открывал рот, чтобы что-то сказать, и трижды ему изменяла смелость. Когда же он, наконец, заговорил, головы всех сидевших за столом повернулись в его сторону.
– Но суть в том… – мистер Бакл легким кивком поблагодарил гостей за внимание, – …что главного вы не сказали. Я прав, мистер Отс? «Ловец» воров обладал сведениями, которых не было у полиции. В этом вся суть рассказа, или я ошибаюсь?
– Это я ошибаюсь, – ответил Отс. – Я начал рассказывать, а потом понял, что не совсем прилично рассказывать такие истории в обществе мистера Хауторна.
Лысый, с черной бородой мужчина по имени Генри Хауторн, был, как успела сказать Джеку Мерси Ларкин, главным актером в «Лицее», театре мистера Бакла.
Это он благодаря своему великодушию (и себе на пользу) собрал за столом у Бакла всех этих никому неизвестных людей. Крупный, с грудью как бочка, Хауторн обладал глубоким и звучным голосом.
– О Господи, – прогудел он, намазывая хлеб маслом и тряся головой, чтобы усилить эффект своего неодобрения. – Вам еще не надоело ваше хобби, ваш конек?
– Буфет, – шепнул Констебл. – Супницу на буфет. Мэггс поставил супницу на доску буфета и взял протянутую ему Констеблом бутылку кларета.
– И чтоб ни капли мимо.
– Это так называемый животный магнетизм, – объяснял писатель джентльменам за столом, с интересом снова повернувшимся к нему. – Мой друг называет это моим хобби или коньком.
– На живодерню бы таких, – воскликнул Генри Хауторн, пододвигая Мэггсу свой стакан, чтобы тому было легче наполнить его.
– Наш «Ловец», – заявил Тобиас Отс, – не какой-нибудь жулик, как Джонатан Уайльд. Он образованный, современный человек, получающий свои сведения с помощью гипнотических пассов, – здесь он сделал руками плавные движения прямо перед недрогнувшим взглядом Хауторна. – Он сделал их перед четырьмя свидетелями после того, как их уже допросили в полиции; он ввел каждого из них в состояние гипнотического сомнамбулизма. Этот «Ловец», которого зовут Вилфред Партридж, подобным методом получил самое подробное описание подозреваемого от тех, кто считал, что едва разглядели его.
– Да, – подтвердил хозяин дома, но на этот раз так тихо, словно разговаривал сам с собой.
– Человеческий мозг, – продолжал Тобиас Отс, переводя взгляд с одного своего слушателя на другого, – это сосуд, который никогда не дает течи. Он хранит все и помнит все. И если мистер Хауторн предпочитает думать о животном магнетизме как о салонной игре, построенной на обмане, то это потому, что он не читал Вилльера или Пьюзегюра.
– А вы читали в «Морнинг кроникл» о некоем русском джентльмене? – спросил Хауторн. – Он приехал из такой дали, как Севастополь, чтобы в Лондоне поучиться гипнотизму? Читали об этом? Нет? Пишете, но не читаете. Жаль. Кое-кто подумывает использовать ваше благородное искусство для соблазна юных дев.
– К буфету, – прошипел Констебл. – По сторонам. Джек Мэггс, заложив руки за спину, застыл у одной стенки буфета, Констебл – у другой.
– Теперь уже совершенно очевидно, – заметил Отс, – что ни один сеанс гипноза на нашей земле не побудит кого-либо действовать вопреки своей морали.
– Доклад короля Филиппа! – вдруг воскликнул мистер Бакл. – Я должен сказать, что есть совсем иное мнение.
– Вы студент Королевской комиссии?
– Мой ответ – да, – промолвил Перси Бакл.
Он опустил глаза на стол и на его бледных щеках появились красные пятна.