Джек Мэггс

Таково начало ее долгой и прочной дружбы с Перси Баклом, который, имея в услужении десять подручных, жаривших рыбу, всегда находил время почитать девочке сказку на ночь.

Он был, как неизменно утверждала Мерси, самым добрым и честным человеком на свете, и она, если бы пришлось, готова была скорее потерять свою руку — так она прямо и заявила Мэггсу, — чем доброе отношение мистера Перси Бакла к ней.

Глава 20

— Я знаю, это вы, — сказала Мерси, спускаясь с темной лестницы. В ее глазах яркими точками отражался огонек свечи. — Кто же другой тут может быть?

Джека Мэггса застигли врасплох, когда он занимался своими тайными делами. В руке у него был темно-синий аптекарский пузырек, а на широких плечах — клетчатый шотландский плед.

— Господи, Джуди, вы явно ищете неприятностей. Лучший выход из положения в таких случаях — это шутить и высказывать непомерное любопытство, но здесь явно речь шла о чем-то мистическом: гусиное перо, стопка бумаги, одеяла на окнах поверх занавесок.

Он пытался спрятать пузырек в карман сюртука, но какой в этом смысл?

— Вы не боитесь меня?

Она насмешливо вскинула брови.

— Я знаю, вы мне не причините ничего дурного.

Он фыркнул.

— Вы всего лишь маленькая девочка, Джуди. Вашей маме следовало бы читать вам сказки на ночь.

— Моя мама сумасшедшая.

Было бы неправдой сказать, что эти слова не явились для него неожиданностью, но он продолжил разговор в прежнем тоне, будто и не слышал их.

— А что, если я вас выброшу отсюда хорошим шлепком? Идите домой, пора спать, и ни гугу о том, что видели, понятно?

— Если вы такой закоренелый злодей, почему вы спасли Эдди?

— Я не знаю никакого Эдди.

— Мистера Констебла, лакея. Вы поклялись убить его в его постели.

Джек Мэггс устало сел на один из позолоченных стульев, стоявших вокруг стола в центре этой великолепной комнаты. Он потер свое лицо, размазывая пыль и грязь по небритому подбородку.

— Я старый пес, — сказал он, — которому порядком досталось и который научился всяким разным вещам, о которых ему бы лучше никогда не знать. А вы молодая женщина, у вас вся жизнь впереди, Джуди.

— Мерси, — жестко поправила его она.

— Хорошо, пусть Мерси.

— Я тоже старый пес, — сказала она.

— Мерси, я слишком стар для ваших заигрываний.

Мерси закрыла рукой рот, чтобы удержаться от смеха.

— Заигрывать? О Боже, мистер Мэггс…

Он, рассерженный, сложил руки на груди, но ничего не ответил.

— Что вы задумали? — спросила она.

— Что я задумал?

— Да, что вы задумали в доме мистера Фиппса?

— Что я задумал… — Он отошел к конторке и начал рыться в бумагах. — Что я задумал, маленькая мисс Маффет. Я должен найти свои рекомендации, которые здесь оставил.

— Но у вас нет никаких рекомендаций. Эдди клянется, что у вас их нет.

— Вот как?

— Ему пришлось учить вас, как делать прическу ливрейного лакея.

Джек Мэггс собирался ответить ей, но… Господи… Она предупреждающе подняла руку.

— Шшш. Слушайте.

Теперь он тоже услышал стук колес экипажа. Его первой и единственной мыслью было: это Генри Фиппс. Прихрамывая, он подошел к окну и осторожно раздвинул складки одеяла.

— Это Бакл, — сказал он, — вернулся с заседания «Общества корреспондентов».

— Боже! — Мерси вскочила. — Так рано?

— Вы ему в этот час не понадобитесь.

— Нет, нет. Я должна идти. О Господи, спаси и помоги. Мерси повернулась и побежала по лестнице вверх. Мэггс тоже, только не спеша, стал подниматься наверх.

Когда он достиг чердачного окна, Мерси уже была на крыше, скользя босыми ногами и спотыкаясь на замшелом шифере. Мэггс уже не сомневался, что ее мать сумасшедшая.

Глава 21

Ранним утром при свете четырех свечей Джек Мэггс наконец окунул большое перо альбатроса в аптечный пузырек.

Он написал: «Дорогой Генри Фиппс» лиловыми чернилами.

Он написал эти слова не слева направо, а как бы в зеркальном отражении:

«Дорогой Генри Фиппс»

Он писал легко, словно был давно знаком с этим недостойным доверия искусством.

Потом остановился и стал смотреть на позолоченный потолок, и в это время чернила посветлели до светло-фиолетового цвета. Затем он продолжил дальше:

Я приехал в тот день, о котором известил тебя, и не нашел тебя дома.

Он снова проследил, как меняется цвет чернил в строке — сначала фиолетовый, а потом белый и в конце концов текст становится невидимым.

Он продолжил:

Я надеялся, что ты сможешь вернуться сегодня, возможно, ты не разглядел наспех написанные мною даты и принял цифру 23 за 28, но я прождал эти долгие часы сначала на деревянной скамье, а потом на твоем очень красивом из орехового дерева столе, но напрасно.