Когда я достиг Букингемского дворца, никто не спросил меня, куда я иду. Все видели мальчишку-трубочиста и понимали лучше меня, чем я занимаюсь.
Я прошел вдоль южной стены королевского дворца. Никто не остановил меня. Я провел рукой по ее кирпичам, представляя ослепительную картину моего поступления в школу, которую выбрал для меня Сайлас. Я подумал, где я буду спать, а может, мне придется каждый день проделывать этот путь.
Уже стемнело, и мы приближались к месту нашего назначения, сначала пройдя по улице с очень белыми домами, а затем миновав площадку, заполненную блестящими черными каретами и экипажами, где мужчины возились с упряжью. Это и была та конюшня, о которой говорил Сайлас и в которую он вошел, не стесняясь, аккуратно ступая своими начищенными башмаками; я же в своем тряпье миновал конюшни и шел до тех пор, пока не попал в маленький, странно пахнущий проход между домами. Тут я и нашел дверь со множеством серебряных подков, украшающих ее блестящую черную поверхность.
Эта странная дверь буквально через минуту открылась, и я вошел в нее.
Я стал искать, где же стоит моя парта, ибо Сайлас часто описывал мне школу в Вестминстерском аббатстве, где он изучал латынь. Но я не увидел школьных парт в этой высокой темной комнате, пахнувшей кожей и конопляным маслом, стены которой были увешаны упряжью.
У одной из стен стояла лестница, которая, похоже, вела на чердак. Сайлас стал подниматься по ней в темноте, быстрый и ловкий, как паук.
Я последовал за ним и нашел его уже у окна — он смотрел в ночное небо. Затем он снял свой камзол и, убедившись, что я рядом, вылез через чердачное окно на крышу соседнего дома.
Затем он протянул мне руку и сказал:
— Вылезай осторожно и нагни голову.
Только когда я вылез за ним на крышу, я понял, что ни в какую школу не пойду. Когда он указал мне на трубу дымохода, я не понял толком, чего он хочет от меня.
Сайлас осторожно снял с дымохода заслонку и положил ее рядом.
— Ладно, мелюзга, полезай-ка туда, — велел он.
— Зачем? — удивился я.
— Зачем? — и он вскинул брови так высоко, чтобы получше изобразить свое удивление. — Зачем? Разве она тебе ничего не сказала?
— Если вы говорите о Ма, — удивился я, — то скажу вам, что нет. Она ничего мне не говорила.
— Экая забывчивая, — съязвил он, — но это не столь важно, задание очень простое: спуститься вниз по этому дымоходу и открыть мне дверь с черного хода. Вот и все.
Я спросил, что же будет потом.
— Я войду в дом, — ответил он.
Я испуганно возразил ему, что могу упасть и поломать кости.