– Он и сам может почистить свою одежду, не так ли? Ты что, собираешься ему прислуживать? Я хочу тебе напомнить, он наш наемный работник. А ты себя унижаешь, прислуживая ему. Ты что, думаешь, я не знаю, где тебя искать, когда тебя нет дома? О, я все прекрасно знаю! Дома ты ничего не желаешь делать, но приходишь сюда и работаешь у него в огороде!
– Убирайтесь, – тихо сказал Джек, – уходите отсюда, мисс Филиппа. Вы сказали слишком много!
– Как вы смеете разговаривать со мной так? Какое вы имеете право? Иногда, Мерсибрайт, я жалею, что наняла вас на работу, и когда-нибудь такой день окажется вашим последним днем здесь!
– Почему бы вам сейчас же не уволить меня? Я был нужен, пока пытался поставить эту ферму на ноги!
– Меня поражает, что вы, взрослый человек, не чувствуете себя неудобно в данной ситуации, – сказала Филиппа.
Она резко повернулась и вышла. Калитка хлопнула, и они видели, как Филиппа быстро шла по огороду и вскоре скрылась среди грушевых деревьев. Ненна была бледной и расстроенной. Но она уже немного привыкла к вспышкам своей сестры.
– Это неправда, что я ничего не делаю дома. Но я не понимаю, почему все время должна работать и не могу себе позволить когда-нибудь отдохнуть. Мне плевать на ее молочное хозяйство и сыроварню. Я все это ненавижу! Мне приходится работать, как рабыне, целыми днями.
– Я знаю, – тихо сказал Джек. – Я там работал. И могу сказать, что ничего не изменилось. Твоя сестрица предпочитает все делать по-старому, чтобы создавать себе и другим дополнительные трудности.
– Все, что я ни делаю, ей не нравится. Если я делаю что-то медленно – она ворчит, если я работаю быстро и рано все заканчиваю, она заставляет меня снова все переделывать. И вообще, она мне не сестра!
– Я знаю! – сказал Джек. – Но мне кажется, что кое в чем она права, и, наверное, тебе нужно уйти отсюда.
– Уйти? – Ненна не отводила от него взгляда. – Вы хотите сказать, что мне нужно уйти домой?
– Да, тебе нужно выяснить отношения с Филиппой, иначе между вами никогда не прекратятся споры.
– Идти туда сейчас?! Я же хотела поехать с вами на ярмарку!
– Лучше не делать этого, – ответил ей Джек, отводя взгляд в сторону. – Филиппа права. Тебе не следует находиться здесь со мной. Это неприлично.
– Вы не хотите, чтобы я была здесь? – спросила его Ненна.
– Не в этом дело, не будь глупенькой.
– Но вы же меня отсылаете отсюда.
– Нет, я этого не делаю… Ну… не совсем так.
– Нет, нет, – кричала Ненна, – вы делаете именно это. Вы меня прогоняете.
В ее голосе прозвучала детская обида в сочетании с чувством собственного достоинства взрослой женщины.
– Наверно, я действительно смущаю вас, как сказала об этом Филиппа. Ну что ж, обещаю, что не стану вас больше тревожить.
Ненна подобрала рабочие перчатки, фартук и ушла, не сказав ему больше ни слова. Она шла, не оглядываясь, и даже не остановилась, чтобы приласкать старого Шайнера, как всегда разгуливавшего в саду.
На ярмарку Джек ехал вместе с двумя цыганами, которые поселились в Браун Элмсе во время жатвы. Они все еще жили в березовой роще и получили разрешение оставаться там до самой зимы. Это была пожилая пара по имени Босвеллы. Пока они ехали, жена сказала, что у «джентльмена счастливое лицо».
Джек пожал плечами. Цыгане всегда говорили людям подобные вещи. Им казалось, что кругом дураки, которым нравится выслушивать всяческие небылицы!
– Мне кажется, что не стоит писать домой по поводу моей удивительной удачи и счастья, – ответил ей Джек.
Цыган внимательно посмотрел на него, потом отвернулся и уставился на уши пони, жуя табак.
– В мире существует множество людей, которые предпочитают отойти в сторону, чтобы мимо прошла их удача, – продолжая жевать табак, сказал цыган.
Вспахивая поле, Джек иногда видел Ненну. То она гуляла со своей собакой Роем, бегала, бросая ей палку; то как-то видел ее с корзиной: она собирала грибы в нижних лугах. Однажды видел, как она заходила к Виллу Гонлету, который чинил решета для просеивания муки в Лоу Энде. Но в дом Джека Ненна больше не приходила. И не выбегала из сыроварни или амбара, чтобы поговорить с ним, когда он с лошадьми возвращался с поля.
Туманы, холодные, густые, стояли весь сентябрь. Джек пахал на Джойбелле и Спенглере. Лошади ходили вдоль пашни в плотном тумане, и Джек пахал как бы наугад, потому что мог разглядеть только уши лошадей и больше ничего – туман обволакивал, как бы отрезая его и лошадей от остального мира. Из белой мглы доносился лишь плач чибисов.
Казалось, туман никогда не рассеется.
Как-то утром в воскресенье, работая у себя в саду, он услышал звук открываемой калитки. Он повернулся, ожидая увидеть Ненну, но пришел старый Шайнер, которому надоело быть одному в тумане. Джек выдернул из грядки несколько морковок и протянул их лошади, и Шайнер начал шумно и неловко жевать – у него оставалось так мало зубов.