Джек Мерсибрайт

– Тогда ты их собирала в лесу в Фар Фетче. Я не ошибся, да? Тебе, наверное, пришлось их долго искать, правда? Ведь еще очень ранняя весна?

Он взял у Линн букетик и поднес к лицу. В тот момент ему показалось, что их нежный запах был самым приятным запахом в мире. Он вернул букетик Линн и смотрел, как она поставила их в кувшин на столе.

– Мне будет очень приятно, если цветы будут стоять рядом с моей постелью. Я буду знать, что наступает весна.

– Почему у тебя такой странный голос, отец?

– Наверное, у меня в горле застряла лягушка, – ответил ей Джек.

– Тебе уже лучше?

– Да, конечно. Я думаю, что скоро совсем выздоровею. Через денек-другой я буду как ванька-встанька!

– Тетушка Филиппа живет у нас. Ты знаешь это?

– Ну это временно, пока она ухаживает за твоим папочкой.

– Она поставила койку и спит рядом со мной в моей комнате.

– А как ты считаешь, ей там удобно?

– Не знаю, – ответила Линн, пожав плечами.

– Тебе следует ее об этом спросить. Она, наверное, устала – ведь ей было так трудно ухаживать за мной. Мы должны поблагодарить ее за помощь.

– Почему у тебя выросла борода, отец?

– Чтобы зимой не замерзло лицо, – ответил Джек.

– Но сейчас не зима, сейчас – весна, – сказала ему Линн, – у мистера Гонлета уже родилось двенадцать ягнят.

– Правда, кто бы мог подумать! Подожди, подожди, почему ты меня называешь «отцом»? Ты всегда говорила мне «папа, папочка».

– Тетушка Филиппа сказала мне, что я должна называть тебя «отец».

– Правда? Наверное, ей кажется, что будет лучше, если у меня останется борода. А мне будет лучше, если ты станешь снова звать меня папой, как это делала раньше.

Открылась дверь спальни, и вошла мисс Филиппа.

– Тебе пора идти, Линн, иначе твой отец устанет. Ты с ним повидаешься завтра.

Линн долго смотрела на Джека, потом вышла из комнаты и поднялась к себе наверх.

– Как вы считаете, она не чувствует себя одинокой?

– А почему она должна чувствовать себя одинокой? – ответила вопросом на вопрос Филиппа. – С ней все время бывает Сисси Гонлет. Сисси сейчас учит ее вязать.

Просыпаясь, Джек часто видел, что Филиппа сидит в кресле и что-нибудь обязательно вяжет. Она всегда чувствовала, когда он просыпался, даже если он не шевелился и не открывал глаза.

Филиппа хорошо выглядела в приглушенном свете лампы, который немного смягчал резкие черты ее лица, подчеркивая глубину и цвет глаз. Ее гладкие темные волосы блестели. Она излучала какое-то спокойствие. Никогда раньше он не видел ее такой мирной и тихой.

– Я принесла вам минут десять назад лечебный отвар, примите его сейчас, пока он теплый.

– Я насквозь пропитан этими отварами.

– Может, и так, но вам еще рано снова приниматься за хлеб и сыр, – улыбнулась Филиппа.

Даже ее улыбка поражала его. Он сел в постели, глядя на нее, взял отвар и начал пить.

– Как дела на ферме?

– Кирби и Рагг пашут на Бричез сегодня утром. Я прикажу, чтобы там посеяли бобы, как вы советовали. Остальные пашут на Аппер Ранкл. Слава Богу, стоит сухая погода. Стреттон считает, что мы сумеем вовремя управиться с севом.

– Привезли семена кормовой капусты?

– Да, и семена клевера тоже. Мы их посеем на шестнадцати акрах.

– Сначала, мне кажется, там нужно как следует пройтись с бороной. Надеюсь, дня через два я уже смогу выйти на улицу, тогда и займусь этим.

– Да, наверное. Доктор считает, что вам вскоре можно будет выходить. Однако пока не следует беспокоиться о работе. На ферме все в порядке, поэтому не волнуйтесь.

– Я и не волнуюсь, а просто спрашиваю. Вот и все. Джек говорил правду. Он прекрасно знал, как идут дела на хорошо организованной ферме. Если человека там нет, то его место занимает другой, а работа все равно продолжается.

Вместе с тем, его все время посещало одно и то же сновидение, странное и неприятное. Ему снилось, что он начал пахать двадцать акров поля скошенного ячменя. Он узнал место, которое ему нужно было вспахать. Оно располагалось сразу за избушкой Вилла Гонлета, и его называли Скэрроу. Но когда он приехал туда, вместо поля скошенного ячменя там оказалось поле золотистой пшеницы. Все колосья были ровные и полновесные, с торчащими острыми усиками. Они были полностью вызревшими и готовыми к жатве. Джек развернулся и отправился снова на ферму за жаткой. Но когда он вернулся на поле, оно оказалось заросшим плотными и жесткими сорняками, покрывавшими все двадцать акров. Порывы резкого свежего ветра разносили во все стороны семена сорняков.

Он проснулся от своего крика, и тут же к нему подошла Филиппа.

Она была в ночной рубашке, ее темные волосы были заплетены в косу, свисавшую с плеча. Одной рукой она держала подсвечник со свечой, другой коснулась его лба.

– Джек, что такое? Вам опять стало плохо? Что-нибудь принести?

– Все в порядке. Ему стало неловко.

– Мне приснился странный сон. Как будто мне нужно было вспахать Скэрроу.

– Я вас просила не беспокоиться о ферме.

– Я разбудил Линн?

– Нет, нет, она крепко спит.

– Но разбудил вас. Простите. Ничего, вы только не волнуйтесь.

Она опять положила свою прохладную руку ему на лоб, поправив влажные растрепанные волосы.