Джек на Луне

— Ага, рассказала одна такая, — она засучила рукав, и я увидел на тонком предплечье лиловые отпечатки пальцев.

Ярость плеснула в груди вместе с болью:

— Это он?! Это этот урод сделал?! — я вскочил и рванул к двери, готовый порвать Марка, как тузик грелку.

— Джек, подожди! — она повисла на мне сзади. — Ты что, спятил?! Ты хоть видел его? Бугай же здоровый…

— Да хоть Халк! Я ему таких навешаю…

— А потом, Джек? — она стукнула меня кулачками в спину. — Ты уйдешь, а мне в этом доме жить. Оставь его! Оставь, или не приходи больше!

Я остановился. Все так. Ей жить в белой вилле. А мне в Стеклянном Замке. Так она его назвала? Кстати, почему? Я как раз хотел спросить об этом, но тут мой взгляд упал на часы, стоявшие на столе. Блин, уже полчетвертого! Себастиан вот-вот с работы приедет!

— Мне надо идти, — я попер к окну. — Меня под домашний арест посадили на всю неделю. Выпускают только в школу.

— Джек!

Я обернулся. Лэрке придерживала для меня открытую дверь:

— Не хочешь попробовать этот путь? Только не топай. Комната Марка рядом.

Капля крови

Когда я пришел домой, мать копалась в корзине для журналов в гостиной.

— Жень, — отозвалась она на мой "Привет!" — Ты не видел мою книжку? "Секрет" называется. Где-то тут лежала.

— Нет, — соврал я. — А разве ты ее уже не прочитала?

— Да прочитала, — ма стала запихивать вытащенные журналы обратно в корзину. — Просто на курсах — ну, на датском, — девочка одна из Украины. Почитать хотела что-то на русском. Вот я ей и обещала принести. А теперь найти не могу. Ты точно книгу не брал?

— Да ты что, мам, — усмехнулся я. — Я такое не читаю.

— Да ну! — она выпрямилась и взглянула на меня, прищурив глаза. — А может, стоило бы? А то, похоже, ты, минуя теорию, слишком быстро перешел к практике, — и снимает такая у меня с плеча волос. Тонкий, длинный и каштановый. И как он только попал туда? Наверное, с Лэркиной подушки. Пипец!

— А… мня… — залепетал я, а потом подхватил рюкзак и сбежал. — Мне уроки надо делать!

За ужином я Себастиана не узнал. Честно говоря, не видел его толком с субботней ночи, и меня поразила произошедшая с отчимом перемена. Нет, не то, чтобы в нем совесть проснулась или что-то такое. Просто показная заботливость и доброта слетели вмиг, будто ненужная больше маска. Он орудовал ножом и вилкой с ледяным спокойствием, был вежлив и холодно-учтив. По мне скользил безразличным взглядом. С матерью едва перекинулся парой слов, типа "Передай, пожалуйста, солонку" или "Дорогая, не могла бы ты сделать одолжение и помолчать. Я за день клиентов наслушался, и мне хочется тишины".

Ма сидела с убитым видом. Пыталась подложить ему кусочек повкуснее, расспросить, не случилось ли что на работе. Но на работе у Севы все было прекрасно, к отбивной он едва притронулся ("На вкус, как бумага"), зато два раза исправил мамины ошибки в датском. "Катюша, как ты не можешь запомнить, это называется не "flodesovs", а "flødesovs"[24]! Последней каплей в том ведре холодного говна, которое вылил на мать Себастиан, стала крошка, присохшая к десертной ложечке. Ложечка, конечно, была мытая, в той самой навороченной посудомойке, которая пряталась за одной из зеркальных панелей в кухне. И отчим это прекрасно знал. Вот только, увидев пятнышко, он аккуратно положил ложку на стол, поблагодарил за еду и вышел из-за стола, оставив на тарелке нетронутый шоколадный мусс. Его, кстати, ма специально для Севы готовила, потому что я такое не жру.

Убирал со стола я сам, потому что мать всхлипывала в кухне, загружая посудомойку. Я пытался ее утешить, говорил, что она ничего такого не сделала, это Себастиан сволочь. Но она только наорала на меня шепотом: мол, они взрослые, и сами разберутся, а я чтоб не лез и не смел такое про Севочку говорить. А не то она сама меня ремнем выпорет.

Лежа в постели, я почти надеялся, что отчим придет и позовет меня на башню. Ведь это я во всем виноват! Это я нарушил условия сотрудничества. Это я вывел его из себя. Он сам так сказал, точнее, простонал мне в ухо той ночью, вбивая меня в диван и не смущаясь тем, что он белый: "Ты сам сделал это с собой! Я ведь предупреждал тебя, Джек! Я ведь предупреждааааал!" Про то, что мои выверты отольются матери, отчим тоже предупреждал. Просто я надеялся, что ему будет достаточно меня. Оказалось — нет.

Может, если он сегодня придет, я смогу загладить свою вину? Смогу уговорить его не обижать больше мать? Но он не приходил.

Под конец я провалился в сон, в котором были какие-то запутанные коридоры, белые двери, которые захлопывались, когда я проходил мимо. Иногда, если я шел достаточно быстро, то успевал увидеть за ними нагие сплетающиеся тела, но не мог определить, были ли то женщины, мужчины, или молча пожирающие друг друга зомби. Поэтому, когда мои уши резанул крик, сначала я подумал, что это часть моего сна. Полежал немного с открытыми глазами, успокаивая дыхание, и тут опять: стоны. Стоны, переходящие в тонкий надрывный крик.