Джек на Луне

Мать сдалась первой. Пошла вся несчастная спать. Я нырнул в койку, чтоб не спалиться. Слышу — за ней Сева топает. Пошебуршался чего-то и в ванную. Я в стиле ниндзя прокрался по коридору. Дверь толкаю — не заперто. Думаю, ладно. Сейчас или никогда. Захожу и задвижку за спиной опускаю.

Себастиан стоит в халате, зубы чистит. Увидел меня в зеркале в одних труселях, глаза выпучил и мне сквозь пену:

— Джек, ты не видишь? Здесь занято! Если невтерпеж, внизу туалет есть.

— Я сюда не за этим, — говорю.

Чувствую, начинает меня поколачивать. Задвижка так и жжет ладонь, так что я ее отпустил. Спиной к двери прижался.

Сева рот ополоснул, ко мне поворачивается:

— А зачем же? — у самого морда безразличная, но в глазах интерес.

— Я… — голос сел, так что пришлось откашляться. — Я хотел прощения попросить. За субботнее.

— Да ну? — отчим приподнял бровь. — И ты что, серьезно думаешь, этого будет достаточно?

Я мотнул головой.

— Нет, я… — Фак! Фак! Фак! — Я все понял. Я больше так не буду. Я… — смотрю в его глаза и вижу: они стеклянные. Как у чучела. Глаза человека, вставленные в череп хищника. И то желание, что проблескивает в них тревожным маячком — оно тоже оттуда, из мира монстров. И тогда я понял, чего он хочет. Понял, каких слов он ждет. И заставил себя сказать это.

Я снова лежал в кровати, но меня не отпускала дрожь. Я то напрягал мышцы, то пытался расслабиться — ничего не помогало. Руки-ноги жили своей собственной жизнью, нижняя челюсть тоже. Еще я мерз, хоть и закатался в одеяло, как мумия. "Приходи завтра в башню ровно в десять. Дверь будет открыта. Разденься, сядь на диван и жди меня". Вот что сказал Себастиан, гладя меня по лицу. Я стоял перед ним на коленях, глаза жгли бессильные слезы, и я старался не моргать, чтобы они не побежали через край.

В доме тихо. Я специально оставил дверь в свою комнату приоткрытой. Отчим ничего не обещал, но я рассчитывал, что мать он теперь не тронет. Дотерпит до завтра. Но я должен был убедиться. Убедиться, что он выполнит свою часть соглашения.

Телефон запищал где-то в час. Я стал, по ходу, задремывать, и решил сначала, что это будильник. Прихлопнул мобилку ладонью, чтоб заткнулась, и только потом сообразил, что еще ночь. Глянул на экран. "1 сообщение от Жаворонка". Я аж на кровати взвился. Открыл смску: "Мне плохо. Жду тебя". Ёпт! Свесил ноги с кровати, штаны схватил — и тут задумался. Если Сева узнает, что я смотал из-под ареста… Все, на что мне сегодня пришлось пойти, будет зря. И второй раз этот номер не прокатит. Послушные папочкины мальчики не сбегают из дома по ночам. И не плюют на папочкины заперты.

Я снова взял телефон. "Где ты? Что случилось?". Смска отправилась во вселенную с тихим "Уи-ип!" Но я не мог просто сидеть и дожидаться ответа. Влез в джинсы, подошел зачем-то к окну. Поднял жалюзи, впуская внутрь лунный свет. Блин! Я сплю, или это глюк? На нашем причале стоял кто-то. В полумраке да издалека было ясно только, что это подросток. Джинсы, худи, капюшон на голове. Стоит по колено в тумане и смотрит на озеро. А озера нет. Дым один серебрится и кратерами заворачивается. Луна над ним низко висит — здоровая такая хлебная горбушка в зеленой плесени. Паренек на этом фоне — темный силуэт, вырезанный из ночи. Якоб?

Я тряхнул головой, но призрак не пропал. Почему она не отвечает? А вдруг уже не может ответить? Вдруг с ней случилось что-то, и я единственный, кто об этом знает? И вот сижу тут, трясусь за свою, шкуру, а Лэрке… Лэрке…

Короче, влез я по-быстрому в кенгуруху и в коридор. Прошелестел на цыпочках до родительской спальни. Прислушался. Ничего, только сонное похрапывание. Кажется, Сева. Авось пронесет. Спустился вниз, бесшумно отпер дверь. Велик решил не брать — только навернешься по темноте да туману. Потрусил по дорожке вниз. План был проверить для начала, дома ли Лэрке. Но так далеко бежать не пришлось.

На наших мостках действительно тусовался кто-то. И рассеиваться дымом вроде как не собирался.

— Эй! — крикнул я, подойдя ближе, и врубил фонарик в телефоне.

Паренек обернулся, капюшон соскользнул, и…

— Лэрке? — я чуть на траву не сел.

— Джек?! — она прикрыла ладонью глаза, заслоняясь от света. — Ты что тут делаешь?

— Я… — и тут я заметил это. Ее пальцы — распухшие, посиневшие. Темный след на запястье. — Что с твоей рукой?

— Ничего, — она быстро сунула ее за спину. — Да выключи ты свой дурацкий фонарь!

— Прости, — я сунул телефон в карман. — Ты бы лучше не стояла там. Дерево совсем гнилое, — я знал, что в мостках было полно дыр, невидимых сейчас под туманным молоком. — Провалишься еще.

— А тебе-то что? — она надвинула капюшон здоровой рукой, заправила под него волосы. — Иди, куда шел.

— Но я к тебе шел, — не понял я.

— Ко мне? — ее лицо пряталось в тени, но в голосе звучало недоверие. — Как ты узнал, что я здесь?

— В окно увидел, — я махнул в сторону высящейся над зарослями башни.

— Ты что, снова следил за мной? — Кулачки сжались, она сделала шаг вперед. — Тебе все мало? Это ведь ты записку Марку подкинул, так?

Понимание лягнуло меня в затылок, как норовистая лошадь: