Джек Ричер, или Дело

Но не оставило, потому что на том месте, куда опустился ударник молотка, моей головы уже не было.

Резко опустившись вниз, я ушел в сторону на восемь дюймов, четыре из которых мне обеспечили предварительно подогнутые колени, поэтому удар пришелся мимо; эти четыре дюйма стали как бы коэффициентом безопасности. Я слышал звук рассекаемого воздуха над головой и почувствовал, что в этот неудачный полукруговой замах Фрейзер вложил всю силу. Я стал отходить назад, и очень скоро мы перешли в совсем другую систему отсчета. Мы действовали в трехмерном пространстве. Наши движения были направлены туда и сюда, вперед и назад, вверх и вниз. Теперь мы были готовы к действию в четвертом измерении. Во времени. Единственным оставшимся и требующим своего решения был вопрос, как скоро я смогу ударить его и насколько он окажется уворотливым?

Это был важный и даже решающий вопрос. В особенности для него. Замахиваться я научился еще в детстве, мои локти двигались быстро; я не сомневался, что лучше всего будет, если я ударю его по шее. Математически достоверный исход. Но в какую область шеи нанести удар? Ответ: в ту часть, на которую придется удар. На переднюю, на боковую, на заднюю — мне это было безразлично. А ему — нет.

Для начала двадцать восемь унций вынесли его руку из плеча, как это бывает у олимпийских метателей молота, которые в результате броска сильно вытягивают руку, как будто сильно и долго махали ею, а потом еще некоторое время крутятся на месте. Так и Фрейзер находился в весьма сильном и бесконтрольном вращении. А мой локоть сработал в этой ситуации на редкость хорошо. Мускульная память. Она срабатывает автоматически. Если сомневаетесь, выбросьте вперед локоть. Может, это сохранилось у вас с детства. Мой вес передался локтю, нога служила опорой, я готовился нанести удар, и он должен был оказаться очень сильным. Все уже было готово к тому, чтобы нанести резкий удар, направленный вниз. После такого Фрейзер смог бы выжить, только если бы удар пришелся по боковой части шеи, но не по задней. Последний вариант стал бы фатальным. Это без вопросов. В этой части шеи расположены мышечные элементы, обеспечивающие соединение черепа с позвоночным столбом.

Таким образом, все было связано со временем: и скорость, и вращение, и орбита. Предсказать что-либо было невозможно. Слишком много движущихся элементов. Сначала я подумал, что полковник, вероятнее всего, готовится подставить под удар боковую часть шеи. Если учесть угол и поправку на наклон вперед, после такого удара можно выжить. Потом я увидел, что ситуация приближается к положению «пятьдесят на пятьдесят», но эти двадцать восемь унций вдруг развернули его в каком-то совсем новом направлении, и с этого момента у меня не осталось никаких сомнений в том, что он хочет, чтобы удар пришелся именно на заднюю область шеи, только на нее и ни на какую больше. Прочь все сомнения. Этот человек умрет. О чем я не пожалею.

Может быть, если только в практическом смысле.

Глава 67

Фрейзер упал на пол возле стола, но не ударился об него, а просто осел с таким звуком, какой бывает, когда толстяк плюхается на диван. Никакой тревоги. Ведь никто же не бросается вызывать копов, когда какой-либо толстяк усаживается на диван. Тем более что на полу был ковер, что-то наподобие персидского, оставшийся еще от предшественника, уже давно умершего от сердечного приступа. Под ковром была постелена подкладка, лежавшая на прочном пентагоновском бетоне. Таким образом, звукопередача сильно подавлялась. Никто вообще не услышит ничего, так говорил полковник. Так оно и вышло, подумал я. Задница.

Я вынул не разрешенную здесь «беретту» из кармана своей шинели класса А и, наведя пистолет на Фрейзера, подержал так некоторое время. На всякий случай. Надейся на лучшее, планируй худшее. Но полковник не двигался. Да он и не мог двигаться. Может быть, только веки. Его шея потеряла устойчивость в самой верхней части. Казалось, что позвонков в его теле вообще не было. Череп соединялся с телом только лишь посредством кожи.

Я оставил его там, где он лежал, и собрался отойти в центр комнаты, чтобы осмотреть, в каком виде я оставляю поле боя, как вдруг дверь открылась.

И вошла Френсис Нигли.

Она была в камуфляже сухопутных сил, руки в тонких резиновых перчатках. Внимательно осмотрев комнату один раз, а затем и второй, она сказала:

— Надо перенести его туда, где находится картина.

Я стоял, не проявляя желания двигаться.

— Давай, и побыстрее, — велела она.

Заставив себя шевелиться, я перетащил его туда, куда Фрейзер с наибольшей достоверностью мог свалиться, вешая картину. Он мог упасть спиной вниз и удариться о край стола. Расстояние казалось вполне подходящим для такого исхода.

— С чего ему падать? — поинтересовался я.

— Он вколачивал гвоздь, — объяснила Нигли. — Отклонился, когда увидел, что гвоздодерная прорезь слишком приблизилась к его лицу при замахе. Просто спонтанная реакция. Его ноги запутались в ковре, когда он отклонился и отпрянул назад.

— Ну а куда делся гвоздь?