Джек Ричер, или Дело

— Да не бери в голову, — успокоил ее я. — Парни пытались сделать все как лучше. Они ведь тоже находились под постоянным давлением. Притворялись, что ведут честную игру, а на самом деле заминировали свои сообщения. Двое мертвых и выдуманная личность… А эта проделка с твоим званием? Такие ошибки обычно бывают преднамеренными. Они замаскировали их так, что отчет пропустили. Правда, ненадолго. То же самое и с Гарбером. Он же рвал и метал в твой адрес, но в действительности именно он и был главным действующим лицом. Он вел себя импульсивно, гадая, какой реакции следует ожидать. Но ведь это именно он заставил меня задуматься.

— Но ты-то поверил отчету, когда в первый раз увидел его?

— По-честному?

— Конечно, другого я и не жду.

— Я не сразу понял, что это поклеп. На это мне потребовалось несколько часов.

— Что-то тогда ты больно медленно соображал.

— Очень медленно, — согласился я.

— Ты задал мне кучу странных вопросов.

— Я знаю, — сказал я. — Прости.

Молчание. А поезд был уже в пятнадцати милях от нас.

— Не переживай, — успокоила она меня. — На твоем месте я и сама поверила бы этому.

Это было истинным проявлением ее доброты. Элизабет склонилась и поцеловала меня.

Я смыл со своих рук последние высохшие следы крови Карлтона Райли, после чего мы в шестой раз занялись любовью, и это было замечательно. Комната начала трястись как раз в самый нужный момент; зазвякало стекло на полочке в ванной, затряслось стекло в двери, мелкой дрожью пошел пол в номере, затрещала дверь, запрыгали и задвигались наши туфли, брошенные на пол, тряслась и перемещалась по полу мелкими рывками кровать, на которой мы лежали. И в самом конце — в этом я был уверен — был звук, похожий на удар по металлической тарелке, короткий, отдаленный и едва слышный, словно резкий щелчок при внезапном столкновении металлических частиц, при котором молекулы рассыпаются на атомы… и полуночный поезд растаял вдали.

Потом мы вместе мылись под душем, а потом я оделся и подготовился к дороге домой — и к тому, чтобы держать ответ за совершенное. Деверо, изобразив на лице улыбку, просила заглядывать, если мне удастся когда-нибудь побывать в этих местах, и я, изобразив на лице улыбку, ответил, что не упущу случая повидаться с нею. Я вышел из отеля, дошел до притихшего ночного кафе и, сев во взятый напрокат «Бьюик», поехал на восток мимо впечатляющего ограждения форта Келхэм, затем повернул в сторону Алабамы, а потом поехал на север. Дорога почти на всем протяжении была пустынной, никакого движения в эти ночные часы, и еще до рассвета я оказался на месте.

Я прилег на постель и проспал четыре часа, а когда проснулся, выяснил, что мое поспешно продиктованное ночному дежурному Гарбера сообщение было воспринято в армии практически как официальная версия случившегося. В нужных местах были расставлены соответствующие умиротворяющие и благоговейные акценты. Уже шел разговор о посмертном награждении Рида Райли медалью «За выдающиеся заслуги», в знак признания его свершений в неназванном иностранном государстве, а по его отцу на будущей неделе должна была быть устроена мемориальная служба в большой церкви округа Колумбия, в соответствии с общепризнанными нормами.

Я же не удостоился ни медали, ни восхваления во время церковной службы. Мне полагалась тридцатиминутная беседа с Леоном Гарбером. Он прямо и без обиняков сообщил, что новости не радостные. Тот самый толстый офицер из ведомства, отвечающего за пиар в Келхэме, успел поднасрать. Его звонок в Беннинг получил большой резонанс, в особенности среди верхов, причем произошло это в совсем неподходящее время. За звонком последовал письменный рапорт, и в результате двух этих сигналов я угодил в список лиц, назначенных к увольнению из армии по причине расторжения контракта. Гарбер сказал, что при теперешних обстоятельствах изъятие меня из списка будет делом одной минуты. В этом можно не сомневаться. Я могу получить плату за свое молчание. А он с радостью будет выступать брокером в этой сделке.

Но вдруг Гарбер стих.

— В чем дело? — спросил я.

Он ответил:

— Но твоя жизнь станет такой, что тебе не захочется жить. Ты никогда не дождешься повышения. Проживи ты хоть сто лет, ты все равно останешься майором. Тебя назначат сторожем гаража в Нью-Джерси. Из списка лиц, назначенных на расторжение контракта, тебя могут вычеркнуть, но тебя никогда не вычеркнут из списка лиц, попавших в немилость. Вот так работает армия. И ты это знаешь.

— Так я же прикрывал зад армии.

— И армия будет напоминать тебе об этом всякий раз, когда ты попадешься ей на глаза.

— Но у меня же «Пурпурное сердце» и «Серебряная звезда».

— Ну, а что ты совершил для меня в последнее время?