Джек Ричер, или Дело

Но все-таки я пришел к одному важному заключению. Очистив, насколько было возможно, руку — хотя и не до конца, — я решил, что после того, как Чапман была изнасилована на каком-то гравии, она после этого не только оделась, но еще и вымылась под душем.

Я двинулся дальше и вышел на широкую улицу, на которой прежде жила Шона Линдсей. Вторая жертва. По сравнению с остальными — девушка из среднего класса. Ее младший брат снова торчал во дворе. Шестнадцатилетний мальчишка. Тот самый уродец. Он просто стоял во дворе. И не двигался. Смотрел на улицу. На то, как я подхожу к дому. Его глаза улавливали каждое мое движение. Я сошел с тротуара на обочину и, подойдя ближе, остановился как раз напротив него. Нас разделял забор из тонкого штакетника.

— Как жизнь, парень? — спросил я.

— Мамы нет дома, — ответил он.

— Спасибо, что предупредил, — улыбнулся я. — Но я ведь спросил тебя о другом.

— Жизнь собачья, — ответил он.

— А потом ты умрешь, — сочувственно произнес я и тут же пожалел об этом. Я словно позабыл о том, что недавно произошло в их семье. Но он, казалось, не обратил внимания на мои слова. Это меня обрадовало. Я сказал: — Мне надо с тобой поговорить.

— Зачем? Ты зарабатываешь себе нагрудный значок?[28] И поэтому ищешь какого-нибудь чернокожего, чтобы поболтать с ним сегодня?

— Я служу в армии, — ответил я. — А это значит, что половина моих товарищей чернокожие, и что более важно, половина моих командиров — чернокожие. Я все время разговариваю с чернокожими, а они разговаривают со мной. Так что бросай эти свои замашки, ты ведь не в гетто живешь.

Мальчишка немного помолчал, а потом спросил:

— А в каких частях вы служите?

— В военной полиции.

— Это тяжелая служба?

— Тяжелее любой тяжелой, — ответил я. — Подумай логично. Любой солдат может лягнуть тебя сапогом в задницу, а я могу лягнуть в задницу любого солдата.

— Серьезно?

— Более чем, — с важностью пояснил я. — Серьезно для других людей. Но не для нас.

— А о чем вы хотели поговорить со мной?

— О некоторых подозрениях.

— А о каких?

— Как мне кажется, — ответил я, — никто не говорил с тобой о смерти твоей сестры.

Он опустил глаза вниз.

— Обычно, когда ведется расследование убийства, — продолжал я, — говорят со всеми, кто знал жертву. Спрашивают об их подозрениях, соображениях… Хотят узнать, чем занималась жертва, куда она ходила, с кем общалась… С тобой беседовали об этом?

— Нет, — ответил он. — Никто со мной не говорил.

— А должны были, — сказал я. — Значит, мне следует поговорить с тобой об этом. Потому что братьям многое известно об их сестрах. В особенности в вашем возрасте. Держу пари, ты знаешь о Шоне такое, чего не знает больше никто. Держу пари, она рассказывала тебе о таких вещах, о которых не могла рассказать маме. И держу пари, ты и сам мог догадываться о многом.

Мальчик, стоя на месте, перетаптывался с ноги на ногу. Вид у него был застенчивый и немного гордый, как будто он собирался сказать: Ну да, возможно, я и сам кое до чего допер. А вслух произнес:

— Никто не говорил со мной ни о чем.

— А почему?

— Да потому, что я урод. Они думают, что я к тому же еще и тугодум.

— Кто сказал тебе, что ты урод?

— Да все.

— И даже мама?

— Она так не говорит, но она так думает.

— И даже твои друзья?

— У меня нет никаких друзей. Ну кто станет со мной дружить?

— Все они не правы, — твердо произнес я. — Ты не урод. Ты, конечно, не красавец, но и не урод. А это совсем разные вещи.

Он засмеялся.

— Именно это, бывало, говорила мне Шона.

Я представил себе эту пару вместе. Красавица и чудовище. Трудная жизнь для обоих. Трудная для него — бесконечные сравнения с сестрой. Трудная для нее — необходимо постоянно соблюдать такт и проявлять терпение.

— Тебе надо поступить в армию, — сказал я. — По сравнению с половиной людей, которых я знаю, ты выглядишь прямо как кинозвезда. Тебе бы взглянуть на того, кто послал меня сюда.

— А я и собираюсь поступить в армию, — ответил он. — Я говорил кое с кем об этом.

— И с кем же ты об этом говорил?

— С последним бойфрендом Шоны. Он был солдатом.

Глава 32

Мальчик пригласил меня в дом. Матери дома не было, зато в холодильнике стоял кувшин с холодным чаем. Из-за полузакрытых ставень в доме царил полумрак. И пахло какой-то затхлостью. Дом был низким и узким, но комнат в нем оказалось много. Кухня, она же столовая, затем гостиная и, как я предположил, три спальни в задней части дома. Нормальное пространство для двух родителей и двух детей, хотя я нигде не углядел того, что указывало бы на присутствие в доме отца, да и Шона уже никогда не появится здесь снова.

Мальчик сказал, что зовут его Брюс. Мы, взяв по стакану чая, сели за кухонный стол. Рядом с холодильником висел старый настенный телефон. Бледно-желтый пластик. Шнур телефона был длиной примерно двенадцать футов. На столешнице стоял старый телевизор. С маленьким экраном, но цветной, с какими-то хромированными финтифлюшками на корпусе. Похоже, старинными, а может быть, и подобранными где-нибудь в куче мусора и отполированными, как детали на старом «Кадиллаке».