Джек Ричер, или Личный интерес

Хенкин снова воспользовался ногтем и вернул запись к тому моменту, когда президент запнулся в первый раз и посмотрел влево и вверх.

– Там была вспышка выстрела, – сказал Хенкин. – Обязательно. – И еще через три секунды: – А здесь пуля ударяет в стекло.

Мы не сумели различить звук выстрела. Возможно, крутой эксперт смог бы его выделить, но это не дало бы нам ничего нового. Все и так знали, что стреляли из винтовки.

– Вы видели достаточно? – спросил Хенкин.

Беннетт кивнул, я промолчал, и Хенкин щелкнул мышью. На мониторе появилась карта Парижа. На ней выделялась красная стрелка, обозначенная А, указывающая на ступеньки Дома инвалидов, и еще одна красная стрелка, обозначенная Б, в путанице узких улочек возле бульвара Сен-Жермен. Две красные стрелки соединяла тонкая красная линия с надписью над ней 1273 метра, или тысяча четыреста ярдов.

– Дом инвалидов – это старый военный госпиталь, – сказал Беннетт.

– Я знаю, – сказал Хенкин. – Теперь это впечатляющий памятник.

Подходящая часть города для выступления с большой политической речью. Эмоционально значимое место, открытое пространство перед ним, где может собраться не слишком большая группа людей и где можно установить телевизионную технику. Ну, а на бульваре Сен-Жермен должен находиться многоквартирный дом. Очень дальний выстрел, направление почти параллельно реке, не более тысячи ярдов от того места, где мы находились. Очень близко к дому для всякого, кто имеет отношение к правительству.

Хенкин снова щелкнул мышкой, и мы увидели серию фотографий, сделанных на президентском подиуме после выстрела. Теперь пуленепробиваемое стекло было хорошо видно. Сам подиум, массивное сооружение, судя по всему, легко собирался и разбирался, а стеклянные щиты представляли собой прозрачные панели, каждая семь футов высотой, четыре фута шириной и примерно пять дюймов толщиной. Они стояли параллельно друг другу, окружая подиум с разных сторон, словно стенки просторной телефонной будки.

– Можно? – спросил Хенкин.

Беннетт кивнул, я промолчал, Хенкин щелкнул мышкой, и на экране появилась следующая фотография: место, в которое попала пуля, крупным планом. Крошечный белый скол с тонкими трещинами длиной в дюйм, расходящимися в разные стороны, словно лапки паука. Хенкин продолжал щелкать мышкой, одна фотография на экране сменяла другую, пока не возникло изображение зоны попадания пули, сделанное при помощи электронного микроскопа. Теперь это больше напоминало Большой каньон, хотя рядом было написано, что его глубина составляет менее двух миллиметров. На последней фотографии, в обычном масштабе, использовали видеотехнологию, как в репортажах со спортивных соревнований. Сначала стоп-кадр, потом изображение разворачивается, чтобы показать происходящее с другой точки. Теперь мы смотрели на стекло сбоку, затем точка наблюдения переместилась немного вверх. Очевидно, нам показывали то, что видел снайпер в оптический прицел винтовки, находясь на балконе на расстоянии в тысячу четыреста ярдов.

При обычном масштабе белый скол был почти неразличим, но на следующем снимке появилась яркая красная точка и тонкие красные линии по всей длине трещин – немногим больше пятисот миллиметров влево и чуть больше семисот миллиметров ниже верхнего края.

Хенкина эти измерения огорчили.

– Вы видите то, что вижу я? – спросил он, наклонившись вперед.

Беннетт промолчал.

– Я не знаю, что видите вы, – сказал я.

Хенкин огляделся по сторонам и нашел женщину с темными волосами.

– Теперь мы можем взглянуть на квартиру? – спросил он.

– Разве вы не хотите посмотреть остальное? – спросила женщина.

– А что там?

– Заключения криминалистов, баллистическая экспертиза, выводы специалистов по металлу, ну и так далее.

– Из них можно узнать, кто стрелок?

– Прямого ответа нет.

– Тогда нет, – сказал Хенкин. – Нам не нужно изучать это дерьмо. Мы хотим посмотреть квартиру.

Глава 16

Мы отправились осматривать квартиру в том же микроавтобусе, за рулем которого сидел тот же гнусавый полицейский. Темноволосая женщина, захватив два лэптопа, поехала с нами. Кроме того, нас сопровождал высокий полицейский чин, седой ветеран в синей форме. Поездка получилась легкой и короткой, из Седьмого округа в Шестой, сначала по бульвару Сен-Жермен, потом мы свернули в узкие переулки чуть в стороне от рю Бонапарт, к красивому старому зданию, стоявшему в ряду таких же домов. Настоящий боз-ар[8], с высокими входными дверями, через которые мимо консьержа попадаешь во внутренний двор, где начинаются лестницы и на каждом углу имеются скрипучие старые железные лифты. Мне уже доводилось бывать в подобных зданиях. Здесь пахло пылью, едой и мастикой для полов. Из-за дверей доносились приглушенные звуки рояля и детский смех. Роскошное, но потускневшее внутреннее убранство, позолота и вишневое дерево, протертые обюссонские ковры и любовно отполированная мебель времен старой Империи.