Джек Ричер, или Личный интерес

– Я находился здесь в качестве полицейского и делал то, что положено делать, – искал стрелка. Этим занимаются полицейские.

– Вы искали его совсем не там.

– Я решил, что он не станет задерживаться в том месте, откуда сделал выстрел.

– Вы ошиблись.

– И что же произошло?

– Его взяли, с винтовкой.

– Его взяли?

– Он ждал на том самом месте.

– И кем же он оказался?

– Ни одним из троих подозреваемых. Молодой вьетнамец примерно двадцати лет.

– И какое у него было оружие?

– «АК-сорок семь».

– Это бред.

– Таково ваше мнение, – сказала Скаранджелло.

Я собрался ей возразить, но она подняла руку.

– Ничего не говорите. Я ничего не хочу знать. Завтра всех начнут вызывать в качестве свидетелей, так что мне лучше ничего не знать. Буду ждать официального заявления.

– Я хотел попросить вас немного изменить маршрут.

– Самолет ждет.

– Он не улетит без нас.

– Куда вы хотите поехать?

– Поезжайте до Бастилии, потом сверните направо, – сказал я по-французски водителю, наклонившись вперед.

Тот на секунду задумался.

– По Рокет?

– Да, до самого конца, – сказал я. – И подождите у ворот.

– Хорошо, сэр, – ответил он.

Скаранджелло повернулась ко мне, чтобы задать новый вопрос, но тут ее взгляд остановился на моей куртке с красно-серыми следами, которые уже приобрели красновато-коричневый оттенок. И, если присмотреться внимательнее, можно было различить мелкие кусочки белых костей.

– Что это? – спросила она.

– Это принадлежит человеку, которого я знал.

– Отвратительно.

– Вы же ничего не хотите знать.

– Вам нужна новая куртка.

– Но это новая куртка.

– Вам следует от нее избавиться. Мы зайдем в магазин и купим другую. Прямо сейчас.

– Самолет ждет.

– Сколько времени это займет?

– Мы во Франции, – сказал я. – Вещи в их магазинах мне не подойдут.

– Куда мы направляемся?

– Я хочу кое-что сделать перед отлетом.

– Что именно?

– Немного погулять.

– Где?

– Вы увидите.

* * *

Мы пересекли Сену по мосту Остерлис и свернули налево на бульвар Бастилии. Теперь мы ехали в сторону монумента, быстро и легко, словно использовали сирену. Площадь Бастилии была центром, вокруг которого кипело движение, впрочем, как и на других площадях Парижа, и четвертый из десяти выездов вел на улицу Рокет, идущую на восток, прямо к воротам кладбища.

– Пер-Лашез, – сказала Скаранджелло. – Там похоронен Шопен. И Мольер.

– Эдит Пиаф и Джим Моррисон, – сказал я. – Из группы «Дорз».

– У нас нет времени для прогулок.

– Это нас не сильно задержит, – сказал я.

Водитель припарковал машину у входа, и я вышел. Скаранджелло последовала за мной. В деревянном киоске продавали карты, показывающие, как пройти к могилам знаменитостей. Как в Голливуде, с домами звезд. Мы вошли по широкой дорожке, усыпанной гравием, и двинулись дальше, сворачивая направо и налево, мимо роскошных мавзолеев и белых мраморных надгробных камней. Я ориентировался по воспоминаниям, оставшимся у меня после одного серого зимнего утра.

Я шел медленно, часто останавливаясь, пока не отыскал лужайку, заросшую свежей травой, на которой стояли надгробные камни, широкие и низкие. Я довольно быстро отыскал нужный. Он был бледным и почти не пострадал от погоды, с все еще четкими надписями: Жозефин Мутье Ричер, 1930–1990. Жизнь протяженностью в шестьдесят лет. Я появился на свет как раз в середине этого промежутка. Так я и стоял рядом, опустив руки, с кровью и мозгами другого человека на моей куртке.

– Семья? – спросила Скаранджелло.

– Моя мать, – ответил я.

– Почему она похоронена здесь?

– Она родилась в Париже и умерла в Париже.

– Поэтому вы так хорошо знаете город?

Я кивнул.

– Периодически мы сюда возвращались. А после смерти отца она здесь поселилась. На проспекте Рап, по другую сторону от Дома инвалидов. Я бываю здесь, когда могу.

Скаранджелло кивнула и немного помолчала, возможно, из уважения. Она стояла рядом со мной, плечом к плечу.

– Какой она была? – наконец спросила она.

– Невысокой, темноволосой, но с голубыми глазами, очень женственной и упрямой. Почти всегда была счастлива. Делала замечательные вещи. Разгуливала по какой-нибудь паршивой военно-морской базе и говорила: «’ом, милый ’ом». Она не могла произнести букву «д» из-за акцента.

– Шестьдесят лет – она умерла довольно молодой. Я со-жалею.

– Мы получаем то, что получаем, – сказал я. – Она не жаловалась.

– Отчего она умерла?

– От рака легких. Она много курила. Она была францу-женкой.

– Это Пер-Лашез.

– Я знаю.

– Далеко не всех здесь хоронят.

– Естественно, – сказал я. – Иначе тут было бы слишком тесно.

– Ну, это большая честь.

– Военная служба.

Скаранджелло снова посмотрела на могильный камень.

– На какой войне?

– Второй мировой.

– Но ей было пятнадцать, когда война закончилась.

– То были отчаянные времена.

– И чем она занималась?

– Она участвовала в Сопротивлении. Когда союзных летчиков сбивали над Голландией или Бельгией, их отправляли на запад через Париж. Работала целая сеть. Она провожала их от одной железнодорожной станции до другой, оттуда они отправлялись дальше.

– Когда?

– Главным образом в сорок третьем году. Говорят, она переправила восемьдесят человек.