Джек Ричер, или Средство убеждения

– Пастернак гений, – сказала Элизабет. – К сожалению, кино его сильно упростило. К тому же нет хороших переводов Пастернака на английский. А вот Солженицына чересчур захвалили, и напрасно.

– Я считаю, что М-шестнадцать следует усовершенствовать, – сказал Бек.

– Эдвард Хоппер подобен Раймонду Чандлеру, – сказал Ричард. – Ему удалось ухватить определенное время и определенное место. Конечно, Чандлер тоже гений. Хэммету с ним не сравниться.

– Подобно тому, как Солженицыну не сравниться с Пастернаком? – спросила его мать.

Завязался жаркий спор. День номер четырнадцать, пятница, подходил к концу. Я ужинал вместе с тремя обреченными, которые беседовали о книгах, картинах и автоматических винтовках. Не то, а это. Я отключился от разговора за столом и стал слушать сержанта первого класса Доминик Коль.

– Этот человек имеет доступ ко многим секретам Пентагона, – сказала мне Доминик Коль во время нашей седьмой встречи. – Живет неподалеку, в Виргинии. Полагаю, вот почему его яхта стоит в Балтиморе.

– Сколько ему лет?

– Сорок.

– Ты видела его личное дело?

Коль покачала головой.

– Большая его часть засекречена.

Я кивнул. Попытался восстановить хронологию. Сорок лет – это значит, он попадал под призыв во время войны во Вьетнаме. Последние два года, в возрасте восемнадцати-девятнадцати лет. Однако человек, к сорока годам дослужившийся до звания подполковника военной разведки, практически наверняка должен был закончить колледж, быть может, даже защитить диссертацию, что автоматически давало ему отсрочку от армии. Значит, в Индокитае он не был, что при нормальном ходе вещей замедлило бы его служебный рост. Ни кровопролитных войн, ни смертельных болезней. Однако этот тип поднимался по служебной лестнице быстро и уже к сорока годам стал подполковником.

– Догадываюсь, о чем ты думаешь, – сказала Коль. – Как получилось, что у него на погонах уже на две звездочки больше, чем у тебя?

– На самом деле я пытался представить тебя в бикини.

Она покачала головой.

– Неправда.

– Куин старше меня.

– Он взлетел по служебной лестнице быстрее ракеты.

– Быть может, он очень умный, – предположил я.

– Несомненно. Но даже в этом случае он поднялся слишком высоко за слишком короткий срок.

Я кивнул.

– Замечательно. Значит, нам предстоит иметь дело с яркой интеллектуальной звездой.

– У Куина много контактов с иностранцами, – продолжала Коль. – Я видела, как он встречается с самыми разными людьми. С израильтянами, ливанцами, иракцами, сирийцами.

– Это неизбежно при его роде деятельности, – заметил я. – Он ведь специалист по Ближнему Востоку.

– Куин родом из Калифорнии. Его отец работал на железной дороге. Мать сидела дома. Семья жила в небольшом домике на севере штата. Дом достался Куину в наследство, и это его единственное состояние. А насколько мы можем предположить, с тех пор, как он окончил колледж, он живет исключительно на военный оклад.

– И что?

– Он бедняк, Ричер. Так на какие же деньги он снимает огромный особняк в Маклене, штат Виргиния? На какие деньги купил яхту?

– Так это все же яхта?

– Большая лодка с парусом, со спальными каютами. Это ведь яхта, так?

– АЛС?

– Новенький «лексус».

Я промолчал.

– Почему эти вопросы не задают люди из его конторы? – спросила Коль.

– И никогда не зададут. Разве ты с этим не сталкивалась? Что-то ясно как день, а они могут пройти мимо и ничего не заметить.

– Не понимаю, как такое возможно.

Я пожал плечами.

– Они люди. Они не могут быть идеальными. К тому же им мешают предубеждения. Никто не спрашивает, насколько Куин плохой; всех интересует только, насколько он хороший.

Коль кивнула.

– Вот и я тоже потратила впустую два дня, наблюдая за конвертом, а не за газетой. Предубеждения.

– И все-таки они могли бы работать лучше.

– Ну, наверное.

– Как-никак, они из военной разведки, то есть военные с интеллектом.

– Величайший оксюморон в мире, – ответила она старой шуткой. – Все равно как безопасная опасность.

– Или сухая вода, – подхватил я.

– Вам понравилось? – десять лет спустя спросила меня Элизабет Бек.

Я молчал.

Им мешают предубеждения.

– Вам понравилось? – повторила она.

Я непонимающе смотрел на нее.

Предубеждения.

– Извините? – сказал я.

Все услышанное.

– Я говорю об ужине. Вам понравилось?

Я опустил взгляд. Моя тарелка была чиста.

– Просто объедение.

Все увиденное.

– Правда?

– Честное слово, – заверил ее я.

Ты не обнаружил ничего полезного.

– Я очень рада, – сказала Элизабет.

– Забудьте Хоппера и Пастернака, – сказал я. – А также Раймонда Чандлера. Ваша кухарка – вот кто настоящий гений.

– С тобой все в порядке? – спросил Бек.

Жаркое у него на тарелке осталось почти нетронутым.

– Лучше не бывает.

Абсолютно ничего.

– Точно?

Я помолчал.

Никаких улик.

– Да, я действительно чувствую себя превосходно.