Вытянув скованные руки вперед, Ричер неловко поднялся со стула. Подошел к карте Монтаны на стене. Отыскал в верхнем левом углу Йорк внутри территории, обведенной черной линией. Сверившись с масштабной шкалой, он изучил рельеф. Река, о которой говорил Джозеф Рэй, протекала в тридцати милях к западу, с противоположной стороны высокого горного хребта. На карте она была изображена жирной голубой линией, пересекающей карту сверху вниз. На севере до самой Канады простирались горные вершины, обозначенные коричневым цветом. Единственная дорога проходила через Йорк на север и обрывалась у каких-то заброшенных шахт. Несколько петляющих просек уходили через сплошной лес на восток. На юге горизонтали сливались вместе, обозначая глубокий овраг, проходящий с востока на запад.
– Взгляни на эту местность, – тихо произнес Боркен. – Что говорит тебе карта?
Ричер внимательно посмотрел на карту. Она сказала ему, что выбраться отсюда он не сможет. Только не пешком, только не с Холли. На восток и на север несколько недель пути по полному бездорожью. На западе и на юге непреодолимые естественные преграды. Сама природа образовала идеальную тюрьму, этого нельзя было бы добиться никакими ограждениями из колючей проволоки и минными полями. После начала перестройки и гласности Ричеру однажды довелось побывать в Сибири, где он проверял слухи о военнопленных, захваченных во время войны в Корее. Лагеря были совершенно открытыми. Ни заборов, ни ограждений. Ричер спросил у тех, кто его принимал: а где же заборы? Русские показали ему на бескрайнюю заснеженную пустыню вокруг и сказали: вот они. Бежать некуда. Ричер снова посмотрел на карту. Местность является непреодолимой преградой. Для того чтобы бежать отсюда, потребуется какое-либо транспортное средство. И много везения.
– Враг сюда не придет, – сказал Боркен. – Мы неприступны. Нас нельзя остановить. И нас не надо останавливать. Это станет катастрофой исторических масштабов. Все равно как если бы «красные мундиры» остановили в тысяча семьсот семьдесят шестом году Войну за независимость.
Ричер снова обвел взглядом крохотное помещение.
– Это не Война за независимость.
– Да? И в чем же отличие? Тогда люди хотели освободиться от тирании. То же самое происходит и сейчас.
– Вы убийцы.
– То же самое происходило в тысяча семьсот семьдесят шестом году, – возразил Боркен. – Тогда тоже убивали людей. И существующая система тоже считала это тягчайшим преступлением.
– Вы расисты.
– Все как в тысяча семьсот семьдесят шестом году. Вспомни Джефферсона и его рабов. Революционеры считали негров низшими существами. Тогда они были в точности такими же, как мы сейчас. Но затем они превратились в новые «красные мундиры». Медленно, на протяжении многих лет. И вот теперь нам выпала историческая миссия вернуть первоначальный порядок вещей. Жить свободным или умереть, Ричер. Это благородная цель. Так было всегда, ты не находишь?
Боркен подался вперед, вжимая свою огромную тушу в стол. Он поднял руки вверх. Его бесцветные глаза зажглись безумным огнем.
– Но в тысяча семьсот семьдесят шестом году было допущено много ошибок. Я изучал историю. Войны можно было бы избежать, если бы обе стороны вели себя разумно. А войн всегда следует избегать, ты не согласен?
Ричер пожал плечами.
– Необязательно.
– Одним словом, ты поможешь нам избежать войны, – сказал Боркен. – Вот мое решение. Ты станешь моим эмиссаром.
– Что?
– Ты человек независимый. Ты не один из нас. У тебя нет в нашем деле корыстных целей. Ты такой же американец, как они, добропорядочный, законопослушный гражданин. Умный, проницательный. Ты обращаешь внимание на то, что вокруг. К тебе прислушаются.
– Что? – повторил Ричер.
– У нас здесь все подготовлено к тому, чтобы провозгласить независимость, – не обращая на него внимания, продолжал Боркен. – Ты должен это понять. У нас есть армия, у нас есть казначейство, у нас есть золотой запас, у нас есть юридическая система, у нас есть демократия. Все это я собираюсь продемонстрировать тебе сегодня. Я покажу тебе общество, созревшее для независимости, готовое жить свободным или умереть, которому осталось ждать этого светлого часа всего один день. Затем я отправлю тебя на юг, в Америку. И ты расскажешь всем, что наше дело непобедимо, а их дело безнадежно.
Ричер молча смотрел на него.
– И ты расскажешь о Холли, – тихо промолвил Боркен. – О Холли, которая находится в особой комнате. Ты расскажешь о моем секретном оружии. О моем страховом полисе.
– Ты сумасшедший, – сказал Ричер.
В домике наступила тишина. Полная, абсолютная тишина.
– Почему? – наконец прошептал Боркен. – Почему я сумасшедший? Почему именно?
– Потому что в твоих рассуждениях есть важный изъян. Неужели ты не понимаешь, что Холли ничего не стоит? Президент сместит Джонсона с поста быстрее, чем ты успеешь моргнуть. Тебя раздавят как клопа, а Холли станет лишь еще одной жертвой. Ты должен отпустить ее вместе со мной.
Боркен затряс своей непомерно огромной головой, радостно, уверенно.
– Нет. Этого не произойдет. Холли важна не только тем, что у нее такой отец. Разве она тебе не сказала?