– Все неприятности, которые могли сегодня произойти, остались позади. Дальше будет идти расследование. У вас остановятся с десяток агентов, которые проведут здесь неделю. Или даже больше десяти агентов, и они останутся на более длительный срок. Сравните это с вашей обычной зимней занятостью.
Толстяк колебался.
– Ладно, мы ведь можем поехать в другое место, – сказал Ричер.
– Сорок долларов, – сказал толстяк.
– Двадцать.
– Тридцать.
– Не нужно так давить. У парней есть бюджет. Если они увидят то, что им не понравится, они позвонят в ВНС[15]
просто для развлечения.– Двадцать пять.
– Договорились, – сказал Ричер, выудил из другого кармана пачку мятых банкнот и отсчитал двадцать пять долларов – десятку, две пятерки и пять купюр по одному доллару.
– За неделю вперед, – заявил толстяк.
– Только не надо так напирать, – ответил Ричер.
– Ладно, за две ночи.
Ричер добавил двадцатку и пятерку.
– Я займу номер в середине ряда. Без соседей с двух сторон.
– Почему?
– Потому что я люблю одиночество.
Толстяк достал из ящика письменного стола латунный ключ с кожаным брелоком, на одной стороне которого виднелась выцветшая цифра «пять», а на другой – какие-то инструкции по отправлению писем.
– Вам нужно расписаться в журнале.
– Зачем?
– Закон Айовы.
Ричер записался как Билл Сковрон – который выбил 0,375 за «Янкиз»[16]
в Мировой серии[17] через несколько недель после рождения Джека. Толстяк протянул ему ключ, и Ричер направился в свой номер.Шериф Гудмен позвонил Джулии Соренсон на сотовый телефон и рассказал ей, что нашел грузовик свидетеля.
– Есть следы борьбы? – спросила она.
– Нет, пикап аккуратно припаркован, – ответил Гудмен. – За хозяйственным магазином, как «Мазда» возле кафе.
– Он заперт?
– Да, что немного необычно для наших краев. Обычно люди не закрывают свои автомобили. В особенности если речь идет о старых развалюхах.
– И нигде не видно следов свидетеля?
– Ничего. Он исчез.
– А есть поблизости бар или отель?
– Нет. Только торговый центр.
– Я пришлю экспертов, чтобы они осмотрели грузовик.
– Скоро уже рассвет.
– Тем лучше, – ответила Соренсон. – Дневной свет всегда помогает.
– Нет, я хотел сказать, что дочь Карен Дельфуэнсо скоро проснется. Есть какие-то новости?
– Водитель снова мне позвонил. Они его бросили. Дельфуэнсо была жива, когда он видел ее в последний раз.
– Как давно это было?
– Боюсь, достаточно давно, чтобы ситуация могла измениться.
– Значит, мне нужно что-то сказать ребенку.
– Только факты. Не говорите ничего определенного, пока мы не будем знать наверняка. И позвоните директору ее школы. Она сегодня туда не пойдет. Может быть, стоит попросить соседскую девочку тоже не ходить в школу, чтобы у нее была компания… А соседка работает днем?
– Да, почти наверняка.
– Тогда попытайтесь уговорить ее остаться дома. Ребенку Дельфуэнсо лучше иметь рядом знакомое лицо.
– А где вы сейчас находитесь?
– Я уже близко. Водитель ждет меня в мотеле.
– Зачем?
– Он утверждает, что ни в чем не виновен и что случайно оказался рядом.
– И вы ему верите?
– Я не знаю.
В этот момент Соренсон миновала бензоколонку. Она сворачивала то направо, то налево, постоянно двигаясь на юг и на восток в темной пустоте, следуя за маленькими синими указателями. Ее навигатор показывал, что до мотеля осталось около тридцати миль. «Еще тридцать минут, и я на месте», – подумала она. Ее «Краун Виктория» неплохо показал себя на проселочных дорогах. Она вовсю газовала на прямых участках и сильно тормозила на поворотах, словно яхта, движущаяся по земле. Как и все машины Бюро, эта была оборудована специальной подвеской. Конечно, не «Наскар»[18]
, но со своей работой она справлялась. Если забыть о покрышках, которые жалобно завывали. Скорее всего, придется их заменить. Камень будет в восторге.Ричер отпер замок в номере пять и вошел. Обычная комната мотеля. Слева двуспальная кровать, в ногах стоит низкий шкаф, еще дальше – стенной шкаф и ванная комната. Стены покрыты зернистой ламинированной пленкой оранжевого цвета, какой не найдешь у обычного дерева. На полу лежал коричневый ковер; покрывало на кровати было немного светлее ковра, но темнее стен. Ничто в номере не радовало эстетические чувства. Однако Ричера такие мелочи не волновали. Он не собирался тут оставаться.
Джек зажег свет в ванной комнате и оставил дверь приоткрытой. Затем включил лампу, стоявшую на прикроватной тумбочке, и задвинул занавески на окне, оставив лишь небольшую щель. Затем вышел из номера и запер за собой дверь.