Джек-Соломинка

По закону нужно было один год и один день прожить в городе, чтобы стать его гражданином, а тогда, будь ты хоть вилланом, хоть сервом[76], а город уже не отдаст тебя сеньору, хотя бы он даже расшибся в лепешку.

— Господин ваш, сэр Саймон Бёрли, прибудет в замок в последних числах февраля!.. — торжественно объявила леди Джоанна. — Садись, Мэтью, ты слишком стар, чтобы стоять у двери.

«А этот парень еще слишком молод, чтобы его усаживать за стол с господами», — подумал Мэтью, покачивая головой.

— Господин ваш велит очистить конюшни к его приезду и, кроме того, наказывает Тому Бэкстону пойти в услужение к сэру Ральфу Броунингу, с которым он подписал об этом соглашение. Ну, что вы скажете на это, старики?

— Госпожа моя имеет такую же власть над слугами, как и господин, заметил Аллан.

— Если бы госпожа сегодня же отпустила меня на все четыре стороны да еще дала в придачу тяжелый кошелек серебра, я не тронулся бы с места, побоявшись гнева господина, — возразил Мэтью.

— Ну, будь что будет! — пробормотала леди Джоанна.

Хорошо, что эта лиса Мэтью спит, как сурок. Они опять беседовали громко, даже не опасаясь плохо притворенной двери.

Госпожа перевязывала рану чужому, точно он сам не в силах был это сделать.

— Джек, тебе недолго ждать! — говорила она нежно. — Сэр Саймон меня не любит и никогда не любил, и я это узнала сейчас же после свадьбы. И если папа в Риме разрешит ему развод, он рад будет жениться еще раз на девушке, которая более подходит ему по нраву.

Чужой пробормотал себе что-то под нос.

— Нет-нет, не говори так! Он женился на мне, когда я была еще совсем бедной, почти нищей!

«Такою же, как сейчас», — подумал Аллан и сам удивился своим мыслям. И еще больше он удивлялся тому, как смело рассуждает обо всем его маленькая леди. Не иначе, как она набралась этих мыслей в проклятом Лондоне, потому что дяди короля сами там переженились по три и четыре раза и такое же позволяют и своим рыцарям.

— Бог тебе судья, Джоанна, если ты меня обманываешь и на этот раз! сказал чужой в ответ на все речи его госпожи.

И тут старый Аллан услышал такое, от чего волосы дыбом поднялись на его бедной голове.

— Бог мне не судья, Джек, — ответила его маленькая леди, — один ты мне судья, и если ты меня простил, мне не о чем больше думать… Очень ли я похудела и подурнела с тех пор, Джек? — спросила она тотчас же.

— Ты такая же красивая, как всегда, а толстой тебе никогда не быть. С годами ты только ширишься в плечах, как деревенский парнишка.

И чужой, точно он не был простым мужиком, а леди Бёрли — благородной дамой, встал и положил руки на плечи его госпожи.

— Можно ли мне поцеловать тебя, Джоанна? — спросил он так громко, как будто говорил со своей собственной женой.

Аллан выпрямился и сжал кулаки.

Но его маленькая Джоанна хорошо ответила, хотя, может быть, и не так, как подобает леди из замка Друриком.

— Ты еще не раз, и не два, и не три будешь целовать меня, Джек, но пока я перед богом и людьми жена Саймона Бёрли. Неужели ты хочешь, чтобы я не имела права прямо смотреть ему в глаза? Мои губы сами так и тянутся к тебе, но не будем больше говорить об этом.

Аллан чуть не задохнулся от радости, узнав, что чужой навсегда убирается из замка. И как был он прав, стараясь поскорее выпроводить гостя, — парень только-только успел скрыться из виду, а из солярия еще не выветрился запах ремня и пота, который всегда оставляет после себя мужик, как прискакали с факелами передовые отряды Саймона Бёрли.

— Господин наш едет сюда со всей охотой — с егерями и сокольничими! С ним прибудут лорд и леди Бервик, и леди Тоунтон, и другие. Необходимо немедленно же затопить все камины в замке, чтобы дамы не схватили простуды в сыром помещении, и топить до самого того дня, когда приедет сэр Саймон. Лорд везет с собой припасы и поваров и просит леди позаботиться только о помещении для девяти человек господ и двадцати трех слуг.

Это было 13 марта 1381 года.

Леди Джоанна тотчас же занялась приготовлениями к встрече гостей. Напиленные на будущий год дрова уже жарко пылали в каминах. Аллан и Мэтью сбились с ног, вынося навоз и сколачивая ясли в конюшнях.

Сама леди, не жалея рук, терла песком и золой черные, закоптелые балки, а затем принялась за побелку.

Весело распевая, Джоанна, стоя на лесенке, водила щеткой по стене. В обычае было белить стены только на высоте человеческого роста, но ей хотелось, чтобы к приезду гостей холл принял совсем праздничный вид.

Теперь каждый свой день она начинала и заканчивала песней. Она вспомнила все нормандские романсы, слышанные в детстве, и те, которым она научилась в Лондоне, и даже мужицкие песни Кента и Эссекса.

Ее уже нисколько не сердила воркотня двух стариков. Склонив голову набок, она занималась своим делом и слушала, как они препирались внизу.

— Будь я молод, как ты, — говорил восьмидесятилетний Аллан семидесятидвухлетнему Мэтью, — я бы сам намесил глины, а не заставлял бы нашу леди заниматься этим грязным делом!

Подарок, который очень вырос и возмужал за последнее время, весело лаял, прыгал и падал на землю, стараясь ухватить свою госпожу за ноги.