Джек-Соломинка

А что им сказать, если спросят, какое у него дело в городе?

Однако перевязанный сам ответил за него.

— Там до черта наберется купцов, и дворян, и попов, — сказал он. — Пожалуй, насобираешь что-нибудь Христа ради.

Аллан опустил голову. Стыдно было ему слушать такие речи.

Костер догорал. Малый, что раздавал пищу, тихонько свистнул. Тотчас же из темноты шагнул к костру детина с сучковатой палкой в руке.

— Доедай, там оставили для тебя в котле. А кто пойдет на смену?

Детина передал палку подростку в куртке с оборванными галунами, выскреб котелок и затем принялся загребать тлеющие угли золой.

— То-то, — сказал Аллан. — Я и то уж подумал было, как это вы здесь обходитесь без сторожей близ проезжей дороги?

— А чего нам бояться? — отозвался перевязанный устало. — На спину они мне клеймо еще поставят, что ли?

Только теперь Аллан понял, почему бедняк перевязывает лоб.

— Все-таки, если б стражи не было, пришлось бы каждую минуту ждать шерифа, — объяснил Аллан и участливо поглядел на перевязанного. — Больно было, паренек?

— Не так уж и больно… Обидно… Я ведь и не знал ничего о постановлении парламента. Шел на крестины…

Он тронул лоб.

— Сейчас ничего, только видеть стал плохо — глаза все гноятся.

— А нынешний парламент, говорят, будет стоять за бедных людей! — начал снова тот, что рассказывал о Ланкастере. — Король наш, говорят, распустит всех лордов, и джентри, и попов по домам. Только и останутся, что король и общины…

— Молчи, сорока! — перебили его. — Дай людям спать.

— Ты меня спроси о парламенте, я расскажу тебе всю правду, — вмешался парень, что пришел только что с дороги. Он обтер рот, собираясь говорить, но ему никто не ответил. — Парламент только для того и созывают, чтобы придумать новые пакости… Говорят, теперь косарей и жнецов уже будут не клеймить за отказ от работы, а просто вздергивать на первом суку!

Никто ему не ответил. Все стали укладываться в теплую золу. Аллана, как старика, пустили в середину.

— А куда же вы потом думаете податься, ребята? — спросил Аллан недоумевающе. — Зима-то еще впереди!

— Кончим овес, станем кору с деревьев есть. Медведей поднимем в берлогах… Силки будем ставить, — раздался голос из темноты.

— А я думаю, что парламент пойдет за нас все-таки, — сказал неунывающий человек в меховой шапке. — Бедные попы недаром подбивают народ.

Несколько голов поднялось от земли. Но его уже больше не бранили.

— Да, мы все ждем… Может, общины и вступятся за нас перед королем, откликнулся кто-то.

Аллан был слишком стар, чтобы в ноябре спать на голой земле.

Распростившись с лесовиками, он двинулся в путь, и надо сказать, что сон нисколько не подкрепил и не освежил его. Болела старая рана в боку. Ныли кости, а в суставах трещало, точно в лесу в первый морозный день.

— Ты доверенное лицо леди Джоанны Бёрли? — спросил итальянец и, подняв очки на лоб, внимательно поглядел на Аллана.

— Пусть господина купца не удивляет мой наряд, — ответил Аллан, улыбаясь через силу. — В такие времена полезно одеваться во всякую ветошь.

Итальянец еще раз глянул на него.

Он только сегодня вернулся из Лондона. Аллану пришлось посидеть в Норземтоне пять дней, и его жалкие дорожные запасы пришли к концу. Госпожа велела ему разменять золотой, но Аллан под страхом смерти не стал бы исполнять это приказание. От голода у старика стали пухнуть ноги, а глаза слезились.

На третий день своего пребывания в чужом городе он перестал отказываться от милостыни. Вчера на паперти ему подали моченое яблоко, а нынче — пирожок. Но этого было недостаточно.

— Учен ли ты грамоте и счету? — спросил купец.

Покойный сэр Гью был скупехонек и в последние годы не держал ни замкового бейлифа, ни приказчика. Аллан собственноручно писал счета арендаторов, возил шерсть купцам и рыбу на коптильни. Может быть, он вел книги не так, как полагается в городах, но еще ни разу ни купцы, ни мужики не нашли у него ошибки.

— Если ваша милость пишет на нашем языке, я пойму все до буквы, — сказал он.

Купец снова глянул на него.

«Этот слуга предан господам, как собака, — подумал он, — но его плохо кормят».

— Вели принести хлеба и вина, — сказал он клерку по-итальянски.

Мальчишка внес на блюде хлеб и соль и две кружки с вином. Купец лениво отщипнул кусок корочки.

— Ешь и пей, — предложил он, пододвигая блюдо к Аллану.

«Он нисколько не горд с простыми людьми», — подумал старик, но от угощения отказался. У церкви его никто не знал, а здесь он был доверенным лицом леди Джоанны.

— Если ваша милость разрешит, мы сперва покончим с делами, — сказал он. — А на еду всегда найдется время.

Итальянец, пожав плечами, отодвинул блюдо. Сам-то он не хотел ни есть, ни пить.

— Твоя госпожа, — начал он, заглянув в письмо леди Джоанны, — хочет сверить все счета, начиная с тысяча триста семьдесят шестого года. Что ты разумеешь под сверкой?

Он велел клерку найти нужную книгу.

— Я, если только это не рассердит вашу милость, — пояснил Аллан смущенно, — веду записи так, как это вздумается моей глупой голове. Чтобы не было путаницы, я против каждого счета расходов веду счет доходов и в конце месяца проверяю сам себя.