Джек Восьмеркин американец

Казаки выбросили из окон подушки, корзины, книги, и на полотне образовался целый ворох самых разнообразных вещей. Дети в панике столпились тут же, не зная, что им делать.

Девочки заливались слезами, мальчики пытались успокоить их. Они тихо шептали, что скоро придут красные и все будет хорошо. Вдруг где-то вдали бухнул выстрел.

За первым выстрелом последовал другой, третий, четвертый. Высоко в небе развернулись красивые облачка дыма, и град пуль ударил по железной крыше станции. Красные действительно пришли. Но впереди себя они пустили артиллерию.

Четырнадцатилетний Валерьян, у которого был бинокль и который считался самым умным в вагоне, закричал, что надо спасаться, бежать опрометью, но, конечно, всем в одну сторону. Он схватил свою подушку и первый бросился через широкое поле, которое тянулось тут же за станцией. Его примеру последовали все остальные. Длинная ниточка детей протянулась по полю. Сзади самые маленькие, впереди Валерьян, закрывший подушкой голову от шрапнели. По временам он останавливался и кричал:

— Скорей!.. Черти, скорей!

Маленькие, наиболее слабые дети начали уставать. Они падали и кричали, что не могут двигаться дальше. На минуту все остановились и стали совещаться. Кто-то сказал, что стрельба затихает. Но это было затишье перед бурей. Со стороны белых подошел броневой поезд. Пушки загрохотали совсем близко. Дети заплакали, завизжали.

Старшие подхватили младших под руки и снова побежали вперед. Поле уже кончалось. В стороне желтели кусты, за ними был овраг. Дети спустились в овраг. Сюда выстрелы доносились слабее. Некоторое время шли по дну оврага. Потом остановились, сосчитали друг друга. Налицо оказались все сорок человек. Валерьян, который принял на себя обязанности командира, сказал, что можно посидеть: шрапнель сюда не залетит. Дети отдохнули немного, съели захваченную с собой провизию, напились воды из ручья, а затем пошли снова. Выстрелы все еще гремели вдалеке, и всем хотелось быть подальше от поля сражения.

В глубине оврага октябрьский день рано догорел и сменился холодным вечером. Дети наломали прутьев, сложили рядом вещи, захваченные в момент бегства. Нашлось несколько подушек. Легли все рядком, чтобы согревать друг друга. Хотя у Валерьяна были с собой спички, огня из осторожности решили не разводить. Боялись, что по костру начнется стрельба из орудий.

Ночью Валерьян и два других мальчика вылезли из оврага. Небо было розовое с одного края, но не там, где находилась станция. По этому зареву мальчики догадались, что горит какая-то деревня. Они тихо спустились в овраг и уговорились по очереди дежурить с камнями в руках. Но сон оказался сильнее их. Первый же дежурный заснул, а тот, кто должен был его сменить, не проснулся. Впрочем, ночь прошла без приключений.

Утром старшие устроили совещание, что делать дальше, куда идти. Совещались долго. Пока старшие спорили, младшие плакали от страха и голода. Провизии не осталось ни крошки.

Наконец было решено подождать в овраге до полудня. А затем, если перестрелка не возобновится, идти на станцию и отыскивать там руководителя. Но в это время со стороны станции опять донеслись выстрелы. В отчаянии дети уселись в кружок и принялись плакать.

Вдруг в кустах раздался какой-то треск, и перед плачущими детьми появился деревенский мальчишка, босой и без шапки. Он стоял на четвереньках и внимательно смотрел на детей.

Плач сейчас же прекратился. Ребята с интересом принялись разглядывать мальчишку. Тот продолжал стоять на четвереньках и при этом сопел.

— Ты здешний? — наконец спросил Валерьян негромко.

— Здешний, — ответил мальчуган и вскочил на ноги. — Из деревни Починки.

— Можешь ты отвести нас к себе в деревню и покормить?

— А сколько вас есть?

— Сорок человек.

— Не, не могу.

— Почему не можешь?

— Нет наших Починок. Сгорели они ночью. Белые из пушек сожгли. А мужиков всех перебили, и отец мой попался. А мать и сестра живьем в избе сгорели. Я один спасся. А вы, ребята, откуда?

Дети наперебой начали рассказывать, кто они такие. Когда картина достаточно выяснилась, мальчишка, немного подумав, сказал:

— Примите меня, ребята, к себе.

— Куда же мы тебя примем? — спросил Валерьян. — У нас у самих ничего нет.

— Все равно примите, ребята. Без меня ведь вы пропадете, как один человек. Я тут все места знаю и вам пригожусь. Хотите, сейчас молочка принесу?

— Откуда у тебя молоко?

— А у меня тут с собой корова, Пеструшка. Мне мать спасти ее велела. Я ее погнал, а тут и наша изба занялась. Мать начала сундуки выносить, ну и сгорела вместе с Катькой. Одна Пеструшка осталась теперича у меня. Я всю ночь не хуже вас плакал, а вот теперь перестал.

Молоко, корова — это в представлении ребят означало почти спасение от голода. Мальчишку окружили со всех сторон.

Валерьян спросил деловито:

— Может быть, корову можно убить ножом, а потом зажарить? Спички и ножик у меня есть.

Мальчишка возмущенно махнул рукой.

— Сказал тоже… Ведь она теперь у меня одна осталась. Молоко пейте. А жарить не дам.

— А ты умеешь доить?