Джек Восьмеркин американец

Я очень хочу вступить в вашу коммуну и обещаю там хорошо работать. Приходите к нам завтра.

Т.

Прочитавши записку, Джек тихонько свистнул.

— Ну, так как же? — спросил Скороходов и обнял его за плечи. — Идет, что ль? Я тебе свадьбу устрою и посаженым буду. А ты из коммуны выходи, и табак разведем вместе.

Джек поднялся во весь рост.

— Скороходов, — сказал он весело, — можешь ты повернуть голову налево?

— Ну да, могу, — ответил Скороходов и повернулся.

— Что же ты теперь видишь?

— Да ничего не вижу. Вот только дверь одну.

— Правильно, дверь. Теперь надень картуз и ступай в эту дверь. Да приготовь к новому году пятьсот рублей. А то я тоже с клещами приеду.

Скороходов не понимал американских шуток, а потому только захохотал и не двинулся с места. Тогда Джек просто сказал ему, чтобы он убирался из избы и больше не приходил. Скороходов надел картуз и закричал:

— Ну хорошо, вспомню я…

Однако фразы не кончил и вылетел за дверь.

Пелагея долго ворчала на Джека за то, что он обидел доброго человека. Но Джек хорошо знал, что делал. Скороходов со своими советами был теперь ему не нужен.

А все-таки в Кацауровку Джек на другой день не пошел.

Еще кандидаты в члены коммуны

Когда копали картошку, Джек объявил по деревне, что коммуна скупает картофельную ботву по гривеннику за воз. Крестьяне подивились на чудачество Джека, но велели бабам и ребятам ботву не разбрасывать, а собирать ее при дороге. Коммунары выехали с подводами и за один день перевезли всю ботву на двор к Восьмеркиным. Ботва лежала на огороде огромной темной кучей и вызывала возмущение Пелагеи. Старуха считала, что из ботвы проку уж никакого быть не может.

Тут же на краю огорода Восьмеркиных ребята по указанию Джека начали рыть яму. Это была первая общая работа коммунаров, и прошла она дружно, без единой заминки. Ребята рвали лопаты друг у друга из рук и ни на минуту не прекращали работы, пока наконец Джек не сказал:

— Довольно, товарищи. Ведь не колодец роете.

Яму выстлали внутри соломой и прутьями. После этого начали рубить картофельную ботву сечками, как капусту. Изрубленную ботву свалили в яму, утрамбовали, а сверху прикрыли соломой и досками.

Получилась силосная яма, о которой раньше не имели никакого представления в Починках. Джек разъяснил, что из картофельной ботвы весной выйдет хороший корм для коров. Но в это никто не хотел верить.

Как-то Николка Чурасов, которому поскорей хотелось наладить общее дело, предложил сливать излишки молока в железный бидон и отправлять на продажу в город. Но Джек подсчитал, что это невыгодно, и посоветовал выделывать творожные сырки. В избе у Капралова была устроена примитивная сыроварня, и в город отправили с Сережкой Маршевым двести сырков. Всю партию закупил кооператив, и коммуна получила новый заказ. Это было первое выступление «Новой Америки» на внешнем рынке.

В конце октября приехал из города гость в коммуну — землемер. С помощью ребят он обмерил отдельные участки коммунаров и наметил место для общего клина. Место попалось хорошее, как раз у дороги в Кацауровку. Землемер осмотрел и запасные земли. Сказал, что в городе сделает доклад в пользу коммуны, и если его доклад утвердят, то весной он гектаров шестьдесят прирежет. Потом простился с ребятами, собрал чертежи в портфель и уехал.

Об этом приезде несколько дней говорили мужики в Починках. Похоже было на то, что дела коммуны действительно налаживаются. Коммунары ходили по деревне важно и деловито, и за это их даже стали звать американцами.

Наконец выпал первый снег, но продержался только два дня и стаял. Николка Чурасов начал готовить патроны, чтобы идти на зайцев. А Джек целый день сидел в избе и вертел сигары из тех листьев, что оставил ему Скороходов. Работал, как на фабрике, по восьми часов в день, с перерывом на обед. Всю избу завалил сигарами, и Пелагея не знала, куда от них деваться. А Яшка вертел все новые и новые, словно нанятый. Однажды вечером он резал листья на завертку. Вдруг кто-то постучал в окно прутом. Джек вышел на крыльцо. У избы стоял всадник, накрытый рогожей. Джек подошел ближе и увидел, что это Татьяна Кацаурова. Она сидела на своем Байроне и тихо плакала. Поэтому, должно быть, и в избу входить не хотела.

— Меня ветка сильно по глазам хлестнула, потому я и плачу, — сказала она.

Джек снял ее с седла и ввел в избу. Попросил Пелагею поставить самовар и спросил у Татьяны, что случилось. Пока Пелагея колола щепки на растопку, Татьяна успокоилась и рассказала с возмущением, что старший брат ее Валентин уехал с женой в Москву и обратно не вернется.

— Зачем же он уехал? — спросил Джек.

— Мы нашли в столе у отца рукопись — его воспоминания о войне и революции. Валентин взялся устроить ее в издательство. Говорил, что можно тысячу рублей получить и поправить хозяйство. Забрал все деньги, какие были в доме, и уехал с женой. А сегодня от него пришло письмо, что он не вернется в Кацауровку. Устроился в Москве. О книге ничего не пишет…