Джекаби

Холодный ветер пронесся по пирсу, пробравшись под подол платья и сквозь швы моего тоненького пальто. Я ухватилась за старый твидовый картуз, прежде чем его сдуло. Эту мальчишескую моду отец называл «под газетчика», но мне она пришлась по душе. Хотя в этот раз я пожалела, что не предпочла пышные нижние юбки, без которых, по мнению моей матери, был не мыслим надлежащий наряд для леди. Крой моего простого зеленого платья был крайне удобен для прогулок, но ткань легко пропускала холод.

Я подняла вверх шерстяной воротник, укрыв горло от снега. В карманах позвякивала горсть монет, оставшихся от работы заграницей. Ничего кроме сочувствия на них не купишь, сколько бы ни торговался. Но каждая из них могла рассказать свою историю. И я радовалась этой звонкой компании, продираясь сквозь хрустящий снег к гостинице.

Джентльмен в длинном коричневом пальто со шрамом под бровью придержал дверь, пропуская меня внутрь. Повесив пальто и шляпу у двери и пристроив рядом свой чемодан, я стряхнула с волос снежинки и оглянулась. Здесь пахло дубом, дровами и пивом. Мои онемевшие на морозе щеки щипало от исходящего от огня тепла. Полдюжины клиентов разместились за тремя - четырьмя простыми круглыми деревянными столами.

В дальнем углу стояло пианино, скамья возле него пустовала. Я выучила несколько мелодий наизусть в те времена, когда брала уроки в гимназии. Мама настояла. По ее мнению, леди должна владеть инструментом. Она бы упала в обморок, если бы узнала, каким вульгарным образом я намерена использовать это умение, да к тому же находясь в одиночестве в этой странной американской таверне. Я постаралась поскорее переключить мысли с властного благорассудства моей матери, а то еще ненароком увижу в нем смысл. Нацепив свою самую очаровательную улыбку, я направилась в сторону бармена. Стоило мне подойти, как он приподнял густую бровь, из-за чего на лысине собрались морщины.

— Добрый вечер, сэр, — сказала я, остановившись у стойки. — Меня зовут Эбигейл Рук. Я только сошла с корабля и ограничена в финансах. Могу ли я немного подзаработать, сыграв на вашем пианино пару...

— Оно не работает. Уже несколько недель, — ответил он, перебивая.

Должно быть, на моем лице отразилось смятение, судя по сочувствию, с которым он смотрел на меня, когда я собралась уходить.

— А хотя, подождите. — Он налил пинту пенистого пива и, поставив ее передо мной, произнес: — Устраивайтесь, мисс, и переждите снегопад.

Спрятав удивление за благодарной улыбкой, я устроилась у стойки рядом со сломанным пианино. В голове звучал голос матери. Он упрекал, что я выгляжу как девушка «такого сорта» или хуже. А пьяные дегенераты, посещающие такие заведения, наверняка смотрят на меня, как волки на заблудшую овечку. Я огляделась. Пьяные дегенераты, кажется, даже не заметили меня. Несмотря на небольшую усталость после долгого дня, большинство из них выглядело вполне прилично. Двое в конце комнаты играли в шахматы — более чем приличную игру.

Пока я сидела с пинтой эля, меня не покидало странное ощущение, что вот-вот за спиной возникнет директор гимназии, от этого все время тянуло оглянуться. Конечно, это не первая моя порция алкоголя. Но я не привыкла, чтобы со мной обращались, как со взрослой.

Я разглядывала свое отражение в замерзшем окне. Прошло меньше года, как я оставила берега Англии, но сейчас я едва узнавала себя в той суровой девушке, что отражалась в стекле. Соленный морской воздух сделал мое лицо не таким мягким и загорелым, во всяком случае, по английским меркам. Волосы распущены, их не украшают ленты, как это было при маме. Вместо этого я заколола их в простой пучок. Он выглядел бы слишком степенным, если бы не висящие у воротника завивающиеся пряди, которые растрепал ветер. Девушка, сбежавшая из общежития, исчезла. Ее заменила эта незнакомая женщина.

Переведя взгляд с отражения на кружащиеся в свете фонарей снежинки, я неожиданно заметила силуэт стоявшего за мной человека. Я медленно повернулась, чуть не разлив пинту, которую прижимала к себе.

Самым поразительным в его внешности были глаза. Вытаращенные и пристально разглядывающие меня. Его глаза и тот факт, что он стоял в полушаге от моего стула, отчего, обернувшись, я чуть не столкнулась с ним нос к носу.

Его черные или темно-темно каштановые волосы, до невозможности взъерошенные, при этом были в неряшливой манере убраны назад.  Но несколько прядей остались танцевать у висков. Острые скулы, глубокие круги под бледными, дымчато-серыми глазами. Эти глаза словно прожили не одну сотню жизней, хотя он сам выглядел вполне молодым и полным кипучей энергии.

Я немного отодвинулась, рассматривая его. Он был худым и угловатым, а его толстое коричневое пальто на вид казалось, пожалуй, тяжелее его самого. Оно опускалось ниже колен, словно под весом нескольких излишне заполненных карманов. Длинный шерстяной шарф, висящий вдоль лацкана и доходивший почти до низа пальто, я видела на мужчине, придержавшем мне дверь. Видимо, он зашел следом за мной.

— Здравствуйте, — произнесла я, балансируя на стуле. — Могу я чем-то помочь?