— Пять часов! — провозгласил шеф. — Через час мы должны быть на станции. Вперед, навстречу новому яркому дню, мисс Рук! Вообще-то, сейчас еще темно, но рассвет близится.
— Ах да, — пробормотала я. В ушах у меня до сих пор немного звенело. — Вы что, будили меня с помощью полицейской трещотки? Должно быть, вы подняли на ноги всех жителей двух соседних кварталов.
— Полицейской трещотки? Нет, это гроггер — древний иудейский инструмент. С его помощью устраивают оглушающий шум во время особых чтений на праздник Пурим. Очаровательно, не правда ли? Какой забавный обычай.
— Могли бы просто постучать.
— Культурные традиции вас не интересуют, как я погляжу. Ну ладно, вставайте. У нас много дел.
Джекаби вышел из комнаты, и я услышала, как он беззаботно топает по ступенькам винтовой лестницы.
Встав и потянувшись, я раздвинула занавески и посмотрела на город. Над ним еще сверкали звезды, но небо уже окрасилось в тот пурпурно-розоватый оттенок, который предшествует заре. Несмотря на предрассветную тишину, город продолжал подавать кое-какие признаки обычной хлопотливой жизни. По Рыночной улице промчалась пара мальчишек, разносчиков газет, с пухлыми свертками под мышками, а в здании финансового учреждения напротив открывал двери пожилой привратник. Чуть дальше вверх по улице, на перекрестке, словно поджидая кого-то, стоял невысокий плотный мужчина.
По спине пробежали мурашки, и я всмотрелась в него пристальнее. Облачен он был в темное пальто и шляпу, заметно контрастирующие с его бледной кожей, но что-то еще в его внешности казалось немного тревожащим. Возможно, у меня просто разыгралось воображение — с такого расстояния утверждать наверняка было нельзя, — но он как будто смотрел прямо на меня. От моего дыхания стекло запотело, и когда я протерла его, чтобы разглядеть незнакомца получше, тот уже исчез.
Я моргнула и посмотрела вниз по улице, но бледного мужчины не было и там. После убийства на Кэмпбелл-стрит и разговоров с Джекаби о кровососущих призраках я вдруг испытала благодарность судьбе за то, что оказалась в единственном на весь город доме, защищенном обрядами и различными амулетами едва ли не лучше Ватикана, хотя меня так и не покидало чувство, что за мной наблюдают. Наверное, перед отъездом все же стоит рассказать Джекаби о таинственном незнакомце.
Как оказалось, Дженни выложила на старом дубовом сундуке у моей кровати кое-что из своей старой одежды. Во многих отношениях она стала мне чем-то вроде старшей сестры, которой у меня никогда не было, и она до сих пор присматривала за мной, несмотря на мою бестактность. Я с облегчением подумала о том, что неловкость от событий вчерашнего дня осталась в прошлом, но, увидев проявления ее доброты, ощутила себя еще более виноватой перед ней и решила загладить свою вину перед отъездом. Я выбрала одно простое платье с высоким подолом, подходящее для поездки, а остальные уложила в чемодан.
Дверь в спальню Дженни была приоткрыта и, когда я постучала, немного подалась внутрь.
— Дженни!
Внутри было сумрачно и тихо.
— Если ты здесь, я хотела бы поблагодарить тебя и извиниться за вчерашнее.
Я стояла в дверном проеме, ощущая себя глупо и нелепо. Отсюда хорошо была видна ваза со скорбно поникшими асфоделями. Глубоко вдохнув и стараясь ступать как можно тише, я подошла к столику и поправила цветы так, чтобы спереди красовались яркие звездочки паслена. Это был бессмысленный жест, но в моих уроках этикета ничего не говорилось о том, что делать, если ты случайно рассердил умершего. Наверное, стоит вообще убрать букет, пока Дженни не вернулась.
— Вам нельзя здесь находиться!
Раздавшийся позади меня громкий, но слегка испуганный голос сопроводил резкий порыв холода. Это было совершенно неожиданно — как будто мне за шиворот плеснули холодной воды. Я вздрогнула и обернулась, опрокинув при этом букет со столика. Ваза сделала быстрый пируэт в полете и раскололась о пол, раскидав цветы и расплескав воду по половицам. Дженни растерянно уставилась своими аспидно-серыми глазами на темную кособокую лужу.
— Ах, мне так жаль! — Я в ужасе опустилась на колени и как можно быстрее принялась собирать осколки фарфора. — Извини. Мне очень жаль. Я сейчас все приберу.
— Нет! — настоятельно и словно издалека воскликнула Дженни.
Я замерла на месте и подняла голову. Она взволнованно взирала на меня и на разбитую вазу, но при этом одновременно каким-то причудливым образом смотрела прочь, на дверь. Я прищурилась, вглядываясь в двойное изображение.
— Нет! — повторила она. — Вам нельзя здесь находиться!
— Дженни! — Положив осколки на пол, я медленно поднялась. — Дженни, все хорошо.
— Я знаю, кто вы.
Холодный голос Дженни дрожал, как и сам ее облик, так что мне трудно было сосредоточиться на ее двойном очертании.
— Да, это я, твоя… — начала было я, но Дженни продолжила, словно не слышала меня.
— Вы работаете с моим женихом.
— Я… что делаю? Нет, я работаю здесь, с…
— Вам нельзя здесь находиться!