Джеки Чан. Я счастливый

Сначала я думал, что отец забрал меня, только чтобы помочь тому мальчику, и никак не предполагал, что дома он даст мне ремня, а затем еще и запрет в комнате для мусора. Там я не раз отбывал наказание за свои проступки. Я был очень удивлен таким поворотом событий.

— Но я ведь победил! — сказал я.

— Я научил тебя ушу не для того, чтобы ты обижал других, — сурово и холодно ответил отец.

— Но, пап, они первые начали, они обижали мою подружку, и я решил их проучить!

Отец сурово посмотрел на меня и, ничего не ответив, развернулся и запер дверь.

И вот я уселся рядом с мусорными мешками. Прибежала мама. Она вступилась за меня, но отец был непреклонен, и все закончилось их ссорой. Некоторое время спустя воцарилась тишина.

Меня запирали в этой комнате уже не первый раз, по правде говоря, я очень хорошо изучил это тесное помещение. Оказавшись там, я вовсе не испытывал страха, меня беспокоил лишь мой урчащий желудок. Как же хочется есть! Глядя на полоску света, пробиравшегося через щель над дверью, я решил, что лучше для начала поспать — так я буду меньше чувствовать голод. Какой же противный папа, я же защищал свою подругу, как настоящий герой, так почему же он меня не похвалил?

Сквозь сон я услышал, как кто-то стучится, и вскоре я проснулся. Я подошел к двери.

— Кто там? — спросил я.

— Пао-Пао,[12] посмотри наверх, — раздался голос мамы.

Я поднял голову и увидел над дверью узкую щель, через которую только недавно пробивался свет. Сейчас же через эту щель что-то просунулось и упало прямо на меня. Я быстро поднял этот предмет и, не успев еще развернуть сверток, сразу же почуял аппетитный запах. В два счета я разорвал бумажную обертку и увидел огромный сэндвич с пожаренным мясом. Боже, тогда это было для меня самым замечательным подарком на свете! Жадно откусывая сэндвич и прислушиваясь к удаляющимся тихим шагам мамы, я чувствовал себя невероятно счастливым.

Только позже я узнал, почему папа так разгневался. Все оттого, что мальчик, которого я тогда побил, был сыном одного из чиновников консульства. Отец боялся лишиться работы из-за моего поведения. Ведь мы тогда жили в чужом доме, поэтому нам следовало вести себя осторожно и не расстраивать тех, от кого мы зависели. Поэтому в тот раз отец не только наказал меня, но еще и повел меня извиняться. Мы пришли в дом чиновника, и пока я извинялся, папа хотел специально отлупить меня на глазах у хозяина, но чиновник оказался добросердечным человеком. Он поспешил к моему отцу и остановил его: «Все в порядке, нет ничего страшного в том, что дети дерутся иногда между собой».

Это происшествие вовсе не отучило меня драться, защищая свою «девушку», но после этого я стал чуточку умнее: пуская в ход свои кулаки, я внимательно оглядывался по сторонам, пытаясь вычислить, нет ли поблизости папы. Со временем во дворе почти все дети испытали на себе мощь моего кулака, так что желающих подраться со мной становилось все меньше и меньше.

Вот, пожалуй, это и есть мои самые ранние воспоминания о том, как я заступался за девушку.

Первая любовь

В четырнадцать-пятнадцать лет я еще учился в Китайской драматической академии.

Обычно в этом возрасте пробуждаются первые чувства, но я с детства бок о бок находился с другими мальчишками, и моя жизнь проходила в изнурительных тренировках под строгим надзором учителя. Я радовался, уже когда мне удавалось избежать ежедневных наказаний, так что мыслей о противоположном поле у меня и вовсе было. Хотя с нами в академии и учились девочки самых разных возрастов, мы воспринимали их как сестер, поэтому по отношению к ним у нас не возникало никаких иных помыслов.

Когда же я иногда краем уха слышал, как братья шептались на эту тему, в голове всегда всплывал образ той моей давней подружки, дочки французского консула, ради которой я дрался с соседскими мальчишками. В моем понимании женщина должна была быть нежной и внимательной, как мама, которая смогла бы позаботиться обо мне, когда мне плохо. И еще я желал, что в будущем, когда вырасту, смогу защищать ее, как те герои из приключенческих романов.

К тому времени кантонская опера существовала в Гонконге уже несколько десятилетий. В мое время ее принципы стали изменяться. В соответствии с предпочтениями зрителей в нее начали добавлять сцены боя, для которых и понадобились такие актеры, как мы, которые умели драться. Тогда постановки, включающие в себя постановочные бои с элементами ушу, назывались «Пьесами о чудесных подвигах». Ежегодно нас приглашали выступать во время праздника поминовения усопших. На улицах вывешивались афиши, там же сооружали и помост, где затем происходило выступление. Пьесы сразу же стали пользоваться успехом у зрителей, и их слава медленно, но верно распространилась по всей Юго-Восточной Азии.

Тогда мое положение в труппе было весьма шатким, проще говоря, я был временным актером, который участвовал в боевых сценах. Однажды нас пригласили играть в Таиланде, тогда-то мне и понравилась одна актриса из нашей труппы, выступавшая в амплуа хуадань.[13]