После войны отцу приходилось несладко. А как же? Немец, враг… Мало ли, что воевал в Красной армии… Потом отношение изменилось — русский народ зла не помнит. Бухгалтер Герман Вайс честно трудился на «Сельхозмаше», и хотя в начальники не выбился, на заводе его уважали. После окончания института туда же пришел работать Андрей Вайс. Иногда Вайс признавался себе, что те годы все-таки были лучше. Тогда у него не было ни служебной «Волги», ни собственной машины, ни свободных денег… но он чувствовал себя счастливым. Снова стал накрапывать дождик.
В конце проезда показалась светло-серая «семерка» Зеленцова. Вайс вернулся в сегодняшний день. Он провел рукой по шершавому стволу дерева, потом подошел к воротам, распахнул. «Семерка» въехала внутрь, двигатель фыркнул и умолк. Из машины выбрался крупный костистый человек с простоватым крестьянским лицом, в одном костюме. Мужчины пожали друг другу руки.
— Пройдем в дом? — спросил Вайс. — Чайку-кофейку…
— Некогда, — ответил Зеленцов. — Вырвался на час со службы.
— Так выходной вроде…
— У меня сейчас ни выходных, ни проходных.
— Что случилось, Игорь Павлович?
— Давайте сядем в машину — капает…
Сели. Салон хранил запах нового автомобиля. На заднем сиденье еще остался полиэтилен.
— Так что случилось?
— В понедельник мы начнем комплексную проверку «Сельхозмаша».
— Как? — произнес Вайс. — Да ведь аудит только что провели…
Зеленцов бросил косой взгляд.
— Вы не поняли, Андрей Германович… Это внеплановая проверка. Сегодня меня пригласил начальник. Расспрашивал о положении дел на заводе… О финансовых нарушениях. А у него сидел Костюков. Слушал, что-то записывал.
— Костюков из УБЭП?
— Он самый.
Вайс выругался матом. Он ругался редко и как-то неумело — как подросток из интеллигентной семьи, который попал в компанию сверстников-хулиганов и хочет показаться своим…
— Похоже, вас заказали, — сказал Зеленцов.
— Меня? — изумился Вайс.
— Не лично вас. «Сельхозмаш»… Мне поставлена задача вскрыть серьезные нарушения для возбуждения уголовного дела.
Несколько секунд Вайс молчал. Он считал себя искушенным человеком и опытным руководителем, но с такой ситуацией столкнулся впервые.
— Кто заказал? — спросил он после паузы.
— А вот этого я не знаю. Но высокого уровня. Это вы уж сами сообразите, кому помешали…
Андрей уже приблизился к турникету, когда его окликнули:
— Говорок! Андрюха!
Говоров обернулся и увидел Леньку Заборовского. Вернее сказать, увидеть-то увидел, но не сразу узнал. Он еще только всматривался, еще только вспоминал, а Заборовский уже оказался рядом — большой, шумный, рыжий.
— Здравствуй, Говор-Говорок… А я иду сзади, думаю: вроде похож, но вид какой-то не такой. Чего ты голову в плечи стал втягивать?
— Да просто так вышло. Холодно. Как раз недавно тебя вспоминали…
— С кем вспоминали? Чего вдруг?
Заборовский вальяжно протянул руку. Рука у него была белая, пухлая, с массивным золотым перстнем. И стилистика жеста, и это украшение напомнили Андрею фильмы про мафию, когда рядовой «солдат» целует перстень дону. Говоров, естественно, прикладываться к барской руке не стал, а протянул свою, пролетарскую, и пожал от души.
— Пальцы сломаешь, — поморщился Заборовский, выдергивая кисть. И настороженно повторил:
— Так кто моей скромной персоной интересовался?
— Встреча выпускников была, обо всех разговор шел…
— И чего обо мне говорили?
— Ничего особенного, — Говоров шмыгнул носом и полез за платком. — Сказали — в Москву уехал…
— А еще что?
— Да вроде все…
— Уехал, теперь приехал, — Забор снова расслабился.
— Господа, не нужно стоять у турникета, — раздался сверху слегка искаженный динамиком голос охранника. — Или проходим на территорию, или отходим в сторону…
Охранник был в черной форме а-ля американский коп с надписью «Security» красным шрифтом в желтом круге на груди. Правда, округлый живот топорщил форму и портил впечатление.
Они прошли сквозь проходную и остановились на площади перед административным корпусом. Площадь была пуста, и только посредине на невысоком пьедестале стоял комбайн да лежали тяжелые намокшие листья.
— Ну что, дружище, — весело произнес Заборовский. — Ты, значит, все тут вкалываешь?
— Как видишь.
— Все десять лет?
— Да.
— Энтузязист ты наш! — восхитился Забор. — Уже, поди, начальник участка? Или замнач цеха?
Говоров посмотрел на громадину административного корпуса, на комбайн, на Леньку. Сказал со значением:
— Бери выше. Я теперь, понимаешь, дворянского сословия.
— В заводоуправлении руководишь? Растешь, значит?
— Расту.
— А я знал. Я всегда знал, что ты поднимешься. Ты же самый толковый на курсе был. И самый упертый. Помню, все со степухи шли портвешок жрать, а наш Говорок — учиться.
— Ну, бывало, и я ходил.
— Э-э-э! Это было, когда ты на Верку Тюрину запал… Как, кстати, Верка?
— Не знаю, — соврал Говоров, внимательно осматривая Заборовского: явно дорогое пальто, плоский кожаный кейс, запах хорошей туалетной воды. В общем, все то, что ассоциируется со словом «респектабельность».
Поддерживая светскую беседу, Заборовский уточнил:
— Так ты ее трахнул-таки или как?
Говоров слегка поморщился: