Джемо

Полистал начальник мои бумаги, повертел в руках, поворачивается к жандармам и говорит:

— Ладно, вы идите.

Жандармы каблуками щелкнули, вышли. Начальник подходит ко мне с улыбкой, руку на плечо кладет.

— Молодец, Мемо-ага! Ловко все обделал! Метрика-то совсем новая, а дата — старая. Браво! Я таких шустрых люблю. Есть у тебя кто в провожатых?

— Дядя со мной. У дверей ждет.

— Что ему там стоять! Зови его сюда!

Вышел я к дяде — так и так, начальник и тебя зовет.

Входим к нему вдвоем. Начальник дядю сесть просит. Дядя головой мотнул, на ногах стоять остался. Начальник ко мне оборачивается.

— Ты, дружок, за дверью погоди.

Вышел я. Остались они одни. О чем они говорили между собой, не слыхать было. Потом от дяди я все узнал.

— Ты дядя Мемо? — спрашивает начальник.

— Я.

— Нам доложили, что Мемо уклоняется от военной службы. Теперь по его удостоверению я вижу, что он не является дезертиром.

— Нет, господин мой.

— Но поскольку он достиг призывного возраста, он должен отслужить.

— Должен, господин мой.

— Для него же хорошо, что он отсюда уедет. Я знаю, у него здесь есть враги, они его в покое не оставят.

— Не оставят, господин мой.

— Мемо сейчас в таком опасном возрасте, когда джигиты не думают, как свой глаз от сучка уберечь, сами на рожон лезут.

— Лезут, господин мой.

— Мне рассказали, что Мемо восстановил против себя одного шейха, владельца пятнадцати деревень. Конечно, с таким человеком враждовать бессмысленно. Я на шейха повлиять не могу. Сами знаете, даже наше правительство на них пока управы не нашло. Давайте отдадим Мемо в армию. Таким образом, у него будет возможность быстрее выполнить свой долг перед родиной и заодно избавиться от преследования шейха.

Потеребил дядя бороду.

— Ладно, — говорит. — Пусть послужит. Только мы хотим за него деньги внести.

— Что за дьявол! Зачем вносить деньги? Разве вам их не жалко? Поймите вы: чем дольше он останется в армии, тем лучше для него же самого. Казарма — это школа жизни, казарма — это знания. За полтора года он совсем другим человеком станет. Обучится грамоте, познакомится с новыми законами, изучит права и обязанности гражданина нашей республики, короче говоря, станет разбираться в жизни. Уже сейчас по глазам видно, какой он смышленый. Удача сама ему в руки плывет. Разве можно лишать его такого случая? Потом такую возможность ни за какие деньги не купишь!

— Ладно, я согласен. Только его самого хочу спросить.

Позвали меня. Вошел я.

— Слышь, — говорит мне дядя, — что начальник-то говорит? Денег никаких платить не надобно. Да ты не думай, что я от слова своего отступился. Деньги при мне. Как сам решишь, так и будет.

Я стою молчу. Смотрит на меня начальник из-под густых щетинистых бровей ласково эдак, как отец родной.

— Мемо, — говорит, — откажись ты от этого выкупа. В твоих же интересах уехать от деревни подальше. Ты еще молод, пока отслужишь, все твои беды сами собой забудутся. Отошлем тебя в Диярбекир. Это настоящий рай, сам увидишь. Чем выкуп платить, лучше те деньги на себя потратишь, погуляешь в свое удовольствие.

Задумался я. А что, в самом деле, какая разница: год служить или полгода?

— Согласен, бек мой, — говорю. — Сделаю, как велишь. Пойду без выкупа.

Начальник меня по спине похлопал.

— Молодец, парень! — говорит. — Теперь ты мне еще больше нравишься. Из тебя выйдет хороший солдат. Первое качество для солдата — умение повиноваться. Таких в армии любят. Однако хочу дать тебе совет: как бы офицер к тебе ни относился, как бы ни наказывал — хоть прибей он тебя, хоть в пыль разотри — ты молчок! Кто офицера ослушался, тому прощенья нет. Сразу под трибунал. Расстрелять не расстреляют, а в тюрьме сгноят.

— Не ослушаюсь, бек мой.

— Ну, молодец!

Потом вызывает начальник какого-то солдата. Тот прибежал, каблуками щелкнул.

— Слушаю, командир.

— Документы для отправки Мемо готовы?

— Готовы, командир.

— Давай сюда!

— Слушаюсь, командир.

Начальник ладони потер, довольный. Улыбается, дяде говорит:

— У нас тут дела так и кипят!

Назавтра отправились мы с дядей в Диярбекир. Дядя как обещал начальнику, так и сделал: сдал меня в казарму с рук на руки. Снял я с себя пояс, где деньги зашиты, передал дяде, попрощались мы, и остался я один среди чужих.

Ротный командир наш, капитан, сущим зверем оказался. Ему все едино было, кто ты — ефрейтор или унтер-офицер, лупил нещадно всех подряд, а уж если ты курд, лучше на глаза ему не попадайся, набросится как бешеный, до полусмерти отдубасит.

В первый же день, только я к нему явился, он меня спрашивает.

— Откуда родом?

Назвал я ему свою деревню.

— Из курдов будешь?

— Не-е, какой я курд! Мусульманин правоверный.

Посмотрел на меня волком, знать, известно было ему, что в тех краях курды живут. С той поры взял меня на заметку.

Бывало, на утренней поверке остановится возле какого-нибудь курда-бедолаги и давай его честить:

— Чего можно ждать от вас, сукины дети! Вы только сзади нападать ловки! Весь ваш род поганый такой! Диярбекир шейхам-бекам сдали! Какая на вас, подлецов, надежда! — Разорется да хрясть, хрясть курда по морде!