Дженни Герхардт

Его очень трогало, что Дженни так наивно старается скрывать всякие пробелы в своем воспитании и образовании. Она недостаточно грамотно писала; и вот однажды он нашел лист бумаги, — на нем рукой Дженни были выписаны трудные слова, которые Лестер часто употреблял в разговоре, и их значения. Он улыбнулся и еще больше полюбил ее за это. В другой раз, в «Южном отеле» в Сент-Луисе, она сделала вид, будто ей не хочется есть, из страха, что ее манеры недостаточно хороши и обедающие за соседними столиками могут это заметить. Она не всегда была уверена, что возьмет именно ту вилку и тот нож, какие полагается, и непривычные на вид блюда приводили ее в смущение: как надо есть артишоки? А спаржу?

— Почему ты ничего не ешь? — весело спросил Лестер. — Ведь ты голодная?

— Не очень.

— Наверное, голодная. Послушай, Дженни, я знаю, в чем дело. Но ты напрасно беспокоишься. У тебя прекрасные манеры. Иначе я не повел бы тебя сюда. И у тебя верное чутье. Не смущайся. Если ты что-нибудь сделаешь не так, я тут же подскажу.

Его карие глаза блеснули весело и ласково.

Дженни ответила благодарной улыбкой.

— Мне и правда иногда бывает немножко не по себе, — призналась она.

— Не надо, — сказал он. — Все в порядке. Не беспокойся. Я тебе все покажу.

Так он и делал.

Постепенно Дженни научилась разбираться в светских правилах и обычаях. У Герхардтов никогда не было ничего, кроме самого необходимого. Теперь у нее было все, чего только можно пожелать: чемоданы, наряды, всевозможные мелочи туалета, все, из чего создается истинный комфорт, и, хотя это ей нравилось, она не утратила присущего ей чувства меры и умения здраво судить обо всем. В ней не было ни капли тщеславия, она только радовалась, что судьба ей улыбнулась. Она так благодарна Лестеру за все, что он сделал и делает для нее. Если б только удержать его — навсегда!

Устроив Весту у миссис Олсен, Дженни погрузилась в свои домашние хлопоты. Лестер, занятый бесчисленными делами, то приезжал, то уезжал. Он снимал номер-люкс в «Грэнд-Пасифик» — лучшем отеле Чикаго; предполагалось, что здесь-то он и живет. В «Юнион-клубе» он завтракал и встречался по вечерам с друзьями и деловыми знакомыми. Одним из первых оценив достоинства телефона, он установил аппарат на квартире и в любое время мог говорить с Дженни. Дома он ночевал два-три раза в неделю, иногда чаще. Сперва он настаивал, чтобы Дженни предоставила хозяйство служанке, но потом согласился, что разумнее договориться с какой-нибудь девушкой, которая будет только приходить и выполнять самую черную работу. Дженни нравилось хозяйничать самой, недаром она всегда отличалась трудолюбием и аккуратностью.

Лестер любил завтракать точно в восемь утра. Он привык, чтобы обед подавался ровно в семь. Ему нравилось серебро, хрусталь, китайский фарфор, всякие предметы роскоши. Его одежда и чемоданы хранились на квартире Дженни.

Первые месяцы все шло гладко. Изредка Лестер водил Дженни в театр и, если ему случалось встретить кого-либо из знакомых, всегда представлял ее как мисс Герхардт. Если они останавливались где-нибудь в отеле под видом мужа и жены, он называл портье вымышленную фамилию; если же не было опасности, что их узнают, он преспокойно ставил в книге для проезжающих свое настоящее имя. И пока что все сходило с рук.

Дженни все время боялась одного: как бы Лестер не открыл ее обман и не узнал про Весту; кроме того, она тревожилась об отце и о доме. Из писем Вероники можно было понять, что они с Уильямом собираются переехать к Марте, которая теперь жила в меблированных комнатах там же, в Кливленде. Дженни беспокоило, что отец один. Ей было до боли жаль его; став калекой, он годился разве что в ночные сторожа, и Дженни с ужасом представляла себе, как он будет жить совсем один. Не переехать ли ему сюда, к ней? Но Дженни знала, что сейчас он на это не согласится. Да и захочет ли Лестер, чтобы Герхардт жил с ними? Она не была в этом уверена. К тому же, если отец приедет, неминуемо надо будет рассказать Лестеру о Весте. Все это очень мучило Дженни.