Джентльмен что надо

— Кто ж его знает, — ответил Дрейк. — Такое впечатление, что все городские дурачки входят в этот совет, и тут уж они не просто какие-нибудь Том, Дик или Гарри — их уже так не назовешь и не позовешь, теперь они «мистер такой-то» или «мистер сякой», и та толика власти, которую они обрели, кружит их бедные, тупые башки. — В его громком, ухающем голосе звучало великое презрение к этим людям. Постепенно звук его угас, но тот же смысл, немного измененный, «наделенный недолговременной малой властью», проявился снова, когда он продолжил свою речь. — По сравнению с битвой, которую мне пришлось выдержать за новый водопровод, наша с Уолтером военно-морская миссия была сплошным праздником. Вы думаете, это дурачье радовалось предложению провести прямо в их дома чистую воду? Да они растолковали это так, будто всю эту воду выпью я один! И послушали бы вы их, когда я велел им носить новую красную одежду! Но раз уж снова начинается война за Голландию, а значит, и морской промысел, пусть эти члены городского совета ковыряются в своем водопроводе сами, подоткнув подолы своих красных poб вокруг своих задниц, если так уж устроены их мозги!

— Вы снова отправитесь на Запад? — спросил Ралей.

— Возможно, — сказал Дрейк, заглядывая в пивную кружку будто в надежде прочитать там свои планы. — Но у меня есть мыслишка заглянуть в залив при Кадисе. Слышал, там затеяли что-то строить. Я бы мог заскочить туда, посмотреть, не нужна ли моя помощь. Мы с сэром Уолтером знаем все о последних моделях корабельной оснастки. А?

— Скучное занятие строить хорошие корабли только для того, чтобы их потом расстреляли и потопили; им можно было бы найти лучшее применение, — возразил Ралей.

— А, это вы все о своих колониях. Множество хороших кораблей еще пойдут ко дну, прежде чем моря станут безопасными для плавания ваших пассажирских кораблей или Америка превратится в родной дом для ваших колонистов. Вы, сэр Уолтер, не так ненавидите «донов», как ненавижу их я. Я пропитываю этой своей ненавистью каждый парус, каждую доску, каждый канат или бочку с сельдями, которую я беру на борт.

— Почему вы так ненавидите их? — спросил Шекспир, дотягиваясь до бутылки с вином.

Дрейк повернулся вместе со своим стулом лицом к нему.

— Чтобы объяснить это вам досконально, мне потребовалась бы целая ночь. Начнем с того, что они — католики. Я ненавижу их не за это, а за то, что когда дело доходит до их религии, они теряют и разум, и человечность. Вот я расскажу вам одну историю. Как-то однажды нам не повезло, и мы потеряли корабль, так что кое-кому из нас надо было переждать на берегу. Пять человек добровольно пошли на это. Они были холостяками, а у остальных были жены — поэтому так и решили. Я выбрал, как мне казалось, безопасное место — поблизости не было ни одного испанского поселения, — и обещал вернуться за ними, как только позволит попутный ветер. Испанцы обнаружили их и передали в руки их проклятой Святой инквизиции. Заметьте, совсем не как своих противников. Им не хватило совести объявить их военнопленными. Они захватили их в качестве протестантов и под розгами протащили их по улицам Веракруса; затем их повесили за ноги и держали так до тех пор, пока они не сошли с ума и не умерли. Одному из них перерезали веревку, приняв его за мертвого, но он остался жив и бежал в лес. Я нашел его, бедного безумца, и это все, что осталось от пятерых моих крепких молодцов, оставленных нами на берегу. — Его сильный, хриплый голос вдруг сорвался от переполнявших его чувств. Дрейк сглотнул слюну и добавил: — Вот вам и вся история — думаю, хватит с вас.

— Но, — сказал Марло, который любил ставить точку в любом споре, — считается, что они приносят в жертву тело во имя спасения души.

Дрейк гневно обернулся к нему.

— Пожертвуй мой зад! Они кровожадны, им нравится быть кровожадными ради самой кровожадности. Я ненавижу все это дьявольское отродье!

Он провозгласил это свое убеждение, как провозглашал любое свое мнение — как будто оно было единственным во всем белом свете и каждый разумный человек должен был разделять его с ним.

— Они так же ненавидят вас, судя по всему, — заметил Сидней.