Джентльмен-капитан

В устах любого другого человека это было бы непростительным оскорблением и издёвкой, достойной удара кинжалом под рёбра на рассвете. А вот для капитана Корнелиса Ван–дер–Эйде — нечастым доказательством того, что у него все–таки есть извращенное чувство юмора, которое большинство считало явлением столь же мифическим, как грифон.

— Корнелис! — взгляд его сестры, моей жены, полыхнул, как бортовой залп шестидесятипушечника. — Ты не должен шутить об этом с Мэтью. Много людей погибло на том корабле, и эта потеря мучает его день ото дня.

Несмотря на то, что Корнелия была на добрых десять лет младше брата и так хрупка при его бычьей мощи, её слова заставили его покраснеть как мальчишку, пойманного в саду за воровством яблок. Этот гордый и прямолинейный капитан, который не пасовал перед самыми упёртыми бургомистрами Амстердама и обменивался бортовыми залпами с лучшими из капитанов, мгновенно подчинялся любой её прихоти.

Корнелис принёс извинения и поднял бокал в мою честь. Это была первая моя встреча с шурином после крушения «Хэппи ресторейшн» полгода назад. Корабль Корнелиса стоял в Эрите, загружая припасы, пока его капитан консультировался с Адмиралтейством на неразглашаемые темы. Ему вскоре предстояло идти на рыбный промысел в Исландию, охранять суда, добывающие богатый улов в этих опасных водах. Однако при всех его недостатках Корнелис Ван–дер–Эйде серьёзно относился к семейным обязанностям, и даже очевидно неотложная природа его экспедиции не помешала ему засвидетельствовать своё почтение сестре и её семье в нашем странном старинном доме в сельской глубинке Бедфордшира, более чем за пятьдесят миль от места якорной стоянки.

Всё время обеда Корнелис в присущей ему неописуемо нудной манере разглагольствовал о преимуществах ранней подготовки капитанов к морю, лет этак с девяти — ровно столько было ему самому, когда дядя–шкипер впервые взял его с собой за пределы банки Схооневелт в Северное море. После этого мы были удостоены исчерпывающей лекции о мореходных качествах его нового корабля, крепкого сорокапушечника под названием «Вапен–ван–Веере». Оказалось, что особый восторг капитана вызвали флоры[1] корабля, и я на мгновение задумался: зачем ему понадобились зелёные насаждения в трюме? В продолжение Корнелис изложил обзор якобы превосходной системы правления в Нидерландах с семью фактически независимыми провинциями, пятью взаимно подозрительными адмиралтействами и бессчётными пререкающимися фракциями.

Я слышал рассуждения Корнелиса уже не раз — особо памятной была бесконечная речь на моей свадьбе — и лишь безучастно кивал время от времени. Мой взгляд отклонился к покосившимся, изъеденным жучками и гнилью потолочным балкам гулкого зала, где мы обедали, и, как всегда во время еды, мне представилось, что всё сооружение может рухнуть и убить нас. Опустив глаза, я увидел Корнелию, её чистые, не знающие вшей волосы, гладкое округлое лицо и нежную белую грудь. На ней в честь визита Корнелиса было пышное оранжевое платье, являвшееся, как я знал, политическим демаршем против решительного республиканства брата. Она не желала слушать, как Корнелис оправдывает их родину. Став подданной другой страны, моя жена в похвальной мере переняла местные порядки, к тому же это был отличный шанс возобновить бесконечный семейный спор.

— Ну же, брат! — насмешливо воскликнула она. — Неужели ты не видишь, каким бедствием для Нидерландов стало их нынешнее правительство? Голландия против Зеландии, шесть провинций против Голландии, оранжисты против республиканцев, Амстердам против всего мира! А что с религией, Корнелис? Государство, официально проповедующее суровейшую из мыслимых форм кальвинизма, однако с радостью терпящее католиков, евреев, почитателей дьявола и Бог знает кого ещё, лишь бы они приносили достаточно денег в казну! Если это и есть «Истинная свобода» де Витта, брат, то храни нас Бог от неё!

Корнелис посмотрел на неё снисходительно, как и всегда, ведь в этом, по крайней мере, мы были с ним согласны: мы оба любили это смышлёное, пылкое и решительное создание и готовы были отдать за него последнюю каплю крови.

— Что же ты предложишь взамен, сестра? — спросил он мягко.

Конечно, ответ был очевиден: оранжевое платье говорило само за себя.

— Монархию, что же ещё? Взгляни на Англию, вновь счастливую под управлением законного государя, после всех этих долгих и мучительных лет подражания нашей глупой Нидерландской Республике! — Я поднял бровь, осведомлённый несколько лучше жены о бурлящем недовольстве при дворе, о ропоте лондонской черни и о пустой королевской казне. Корнелия же продолжала: — Принц Оранский должен быть провозглашён королём, а де Витт и все его приспешники в Генеральных Штатах пусть возвращаются в бордели Амстердама, откуда они родом!

Даже Корнелис не смог стерпеть такого злословия от сестры: она, похоже, обвиняла в распутстве Яна де Витта, великого пенсионария Голландии и человека, сохранявшего единство беспорядочного государства Нидерландов. Капитан Ван–дер–Эйде подобрался в кресле.