Джентльмен с Медвежьей речки (сборник)

Своим недостатком хорошего вкуса, — горько продолжал я в то время, как Росомаха, содрогаясь от страха, поднес-таки свою кружку к губам, — ты задел меня до глубины души! И это, когда я приложил все усилия, чтобы этот кофе имел особенно пикантный аромат, для чего мне пришлось всыпать туда все египетское зелье, какое мне удалось сыскать в этом доме!

— Убийца! — вдруг истошно взвизгнул старый хрыч, свалился с табуретки на пол и принялся плеваться кофе во все стороны.

Затем он вскочил на ноги и метнулся к двери, но я успел-таки сгрести его за шиворот, а он тогда выхватил свой охотничий нож и попытался провертеть во мне дырку. При всем при том, он непрерывно продолжал завывать, словно издыхающая гиена. Вконец раздраженный столь явственной демонстрацией самых дурных манер, я отобрал у Росомахи ножик и швырнул старого дурня назад на табуретку, но от переполнявших меня чувств слегка перестарался, отчего у табуретки разом отскочили все три ноги, и старый черт опять покатился по полу, оглашая окрестности воплями, леденящими кровь.

К тому времени терпение у меня действительно совсем лопнуло. Я поднял старого пошляка за шиворот, усадил на скамейку, одной рукой сунул ему под нос котелок с моим кофе, а другой — свой сорок пятый со взведенным курком.

— Страшнее оскорбления мне еще никто не наносил! — самым кровожадным образом зарычал я на старого пердуна. — Значит, ты даже готов пойти на убийство, лишь бы не пить мой кофе, вот как?! Ну это, знаешь ли, уже совсем! Вот что: либо ты, прямо счас, залпом выпьешь до дна всю эту чертову кастрюльку, а потом причмокнешь губами от удовольствия, либо я вышибу из тебя дух, провалиться мне на этом самом месте!

— Но это же будет убийство! — опять завыл он, пытаясь отвернуться от котелка. — Я еще не готов умирать! Столько грехов на моей душе! Я должен исповедаться! Я расскажу все! Я — человек Фергюссона! Именно здесь находится то укромное местечко, где его банда прячет краденых лошадей, просто сейчас никого из банды тут нету! Билл Прайс подслушал твой разговор с Балаболкой Карсоном, когда ты согласился вывезти из Мышиной Пасти то проклятое золото. Он прикинул так: для того чтобы с тобой управиться, потребуются все люди Волка Фергюссона. Поэтому он отправился за ними, а мне велел заманить тебя в свою хижину, а потом дать сигнал дымом, чтобы банда могла нагрянуть сюда, прикончить тебя и забрать золото!

Но когда мне удалось тебя сюда заманить, — продолжал Росомаха, — я решил убить тебя сам, а потом потихоньку смыться вместе с золотишком. Но ты оказался слишком большим — я не мог понадеяться на винтовку или нож и потому решил тебя отравить. Я насыпал тебе в кофе мышьяка, которым можно было уложить наповал человек сто, а когда он не сработал, сунул каминными щипцами тебе в сапог ядовитого гада. И все зря! Этим утром я совсем отчаялся и попытался тебя подстрелить… Не заставляй меня пить этот отравленный кофе! Я и так конченый человек! Я уже не верю, что в мире найдется оружие, способное нанести тебе хоть какой-нибудь урон! Ты и есть тот судья, который ниспослан свыше, чтобы судить меня за мои злые дела! И если тебе нужна моя жизнь, бери ее прямо сейчас, только не заставляй мучиться, нахлебавшись крысиной отравы! А если ты меня пощадишь, то клянусь: я стану вести жизнь праведника. Отныне и навсегда!

— Откуда мне знать, какую жизнь ты действительно намерен вести впредь, ты, мохнатозадый старый змей! — сердито проворчал я. — Моей вере в человечество нанесен серьезный удар! Дак ты вправду говорить, что тот, как его там… «М-ы-ш-ь-я-к», ну, одним словом, то зелье, — яд?

— Да, — вздохнул Росомаха. — Он в два счета отправит на тот свет любого нормального человека.

— Вот черт! — сказал я. — Будь я проклят, но до сих пор не пробовал ничего вкуснее! Погоди-ка! — вдруг осенила меня другая мысль. — Когда ты тут недавно уходил из хижины, уж не запалил ли ты часом тот долбаный сигнальный костер?

— Да, я это сделал, — не стал отрицать старик. — Я зажег его на самой вершине утеса. Волк Фергюссон со своей бандой наверняка уже в пути.

— Какой дорогой они идут сюда? — спросил я.

— Такой же, что и мы, — ответил Росомаха. — По тропе с запада. Другого пути сюда просто-напросто нету.

— Тогда ладно, — сказал я, прихватив в одну руку винчестер, а в другую — чересседельные сумки. — Я устрою им засаду на этой стороне ущелья. А сумки я забираю с собой на тот случай, если твои дремучие инстинкты настолько заберут над тобой власть, что ты предпочтешь спалить свою саклю вместе с собой и с этим золотом, пока я буду разделываться с теми идиотами!

Выскочив за дверь, я свистнул Капитана Кидда, вскочил на него, и мы пошли ломиться сквозь чащу, напрямик к каньону. Видит Бог, едва я спрыгнул с Кэпа и пробрался сквозь последние кусты к самому краю ущелья, как из зарослей на том берегу, нещадно погоняя своих лошадей, показались десять всадников с винчестерами в руках. Я так понял, что высокий тип с густой черной растительностью на физиономии, который ехал первым, и был Волк Фергюссон; во всяком случае, сразу за ним держался Билл Прайс.