Тем октябрьским вечером шестидесятого года Лео не позволили войти к Вернеру, и спорить с его мамой было бесполезно. Поэтому подготовка к контрольной заняла больше времени, чем надеялся Лео, а затем так же трудно пришлось со шведским. Лео нужно было написать небольшой опус — так ветхозаветный учитель называл сочинения, — о своем гербарии. Тему Лео выбрал сам, но задание было обязательным для всех, и теперь он перелистывал гербарий при свете лампы, чтобы собраться с мыслями и поведать, как он собирал растения, или пересказать легенду о Стормёнском колокольчике, самом гордом цветке.
Лео рассказал о влажных июньских утрах, когда он вставал раньше всех, чтобы отправиться на поиски растений. Роса была еще свежей и холодной, писал Лео. Но все же рассказывать о Стормёнском гербарии было невыносимо трудно, ибо, как бы ни начиналось повествование, заканчивалось оно неизменно тем страшным празднованием дня солнцестояния, когда красный аккордеон блестел в утренних лучах солнца, а крики людей смешивались с визгом чаек, кружившихся над утопленником Гасом Морганом. Стоило Лео подумать об этом, как ему становилось страшно, его тошнило и совсем не хотелось писать. Но писать было нужно: так Лео стал сочинять стихи. Лео написал несколько строф о своем гербарии, хоть и знал, что стихотворство — самое нелепое занятие в мире. Стихи писали девчонки в дневниках — обязательно о каком-нибудь мальчике и безответной к нему любви. Но тексты Лео были другими — какими-то архаичными, в них не говорилось ни слова о любви, и это было хорошо.
Теперь довольному Лео было что показать ветхозаветному преподавателю, который, несомненно, мог лишь выразить глубокое удовлетворение отроком, коему угодно сочинять вирши. Лео вышел на кухню, чтобы налить себе стакан молока. Грета чинила носки и слушала радио. Шла передача, посвященная памяти Юсси Бьёрлинга, и Грета слушала ее, смахивая слезы. Какая жалость, говорила она. У Юсси был такой голос, какого нам больше не услышать никогда.
Весь шведский народ звал всемирно известного тенора Юсси, и Грета искренне скорбела о нем, как и все прочие дамы. Она шмыгала носом, склоняясь над корзиной, полной старых носков с дырками на пятках, а золотой голос Юсси наполнял ее душу и светился в мечтательном взгляде, которого Лео раньше не замечал. О чем же мечтает мать, не зная, что этим вечером состоялось рождение нового скандинавского поэта, чьи стихи будут перекладывать на музыку и записывать на пластинки в исполнении известной оперной певицы? Если бы Юсси прожил дольше, возможно, и ему довелось бы спеть одно из этих произведений, кто знает.
Передача о Юсси Бьерлинге закончилась, начались новости — неприятные новости. Грета говорила, как она рада, что Лео учит уроки и сидит дома по вечерам. Люди совсем с ума посходили. Дети нюхают растворитель и теряют рассудок, становятся опасными для самих себя и окружающих.
Грета продолжала штопать носки с отсутствующим видом, а Лео вернулся к письменному столу, гербарию и стихам. Возможно, он как раз отшлифовывал мелкие детали в «Так много цветов», когда кто-то бросил камешек в его окно. Лео вздрогнул от страха и выглянул в окно. На улице стоял Генри и махал рукой. Он, разумеется, забыл ключи. С ним это случалось нередко. Лео открыл окно и бросил свою связку; Генри поймал ее в промокшую кепку. Насвистывая «Ля кукарача» и элегантно пританцовывая ча-ча-ча, он вошел в подъезд. Лео по-прежнему сидел на подоконнике, слушая, как брат атакует холодильник на кухне. Он все еще насвистывал «Ля кукарача» и хлопал дверцами буфета в такт мелодии, так что грохот разносился по всему дому. Вскоре к дому подъехал полицейский автомобиль. Стремительно обогнув угол, он остановился именно у
Вернер спокойно и уверенно шел, ведомый двумя широкоплечими полицейскими, которые распахнули дверцу автомобиля и довольно грубо впихнули свою добычу внутрь. Лео покрылся холодной испариной, у него горели щеки, кровь шумела в голове, дрожали колени. Он не мог понять, что происходит и почему Вернера Хансона арестовали, как убийцу.
Лео прижался горячим, воспаленным лбом к холодному оконному стеклу и стал пытаться вычислить, какое серьезное преступление мог совершить Вернер. Ключи: они собирали ключи, уже довольно давно, у них было около пары сотен разных ключей, которым всегда можно было найти применение.