—
— Спасибо.
— Ох черт! — воскликнул вдруг Франсен. — Видишь, кто там идет?
Я бросил взгляд в сторону входа, но не заметил никого особо выдающегося.
— Кто? — поинтересовался я.
— Стернер, Вильгельм Стернер. В голубом пиджаке, с китаянкой — или кто она там. Вон они, говорят с Викманом.
Я никак не мог разглядеть этого человека, но увидел, как Викман машет хвостом, словно послушная собачонка.
— Что это за кадр? — Я никогда не слышал об этом Вильгельме Стернере.
Взгляд Франсена выражал одновременно презрение и понимание, а может, и каплю снисхождения.
— Если ты собрался, черт возьми, писать «Красную комнату» в наше время, ты должен знать, кто такой Вильгельм Стернер. Это шишка, одна из самых важных. В этих плебейских кругах его нечасто увидишь, — с железной уверенностью произнес Франсен. — Гляди в оба — возможно, ты видишь его в первый и последний раз.
— Чем же он занимается?
— Этот клуб —
— Non videre sed esse, — вставил я.
Франсен вздрогнул и пристально взглянул на меня.
— Именно, — отозвался он. — Именно так, парень. Быть незаметным. Это его девиз — и Валленберга. Правительство ждет кризис, это как пить дать. Дела у них хуже некуда. Но в следующем году снова выборы, и тогда потребуются свежие министры. Сейчас в запасе не так много сведущего народа, да еще такого, который пока не успел ничем себя запятнать. Стернер ни разу не входил в правительство.
— Он что же, чист?
Я пытался отыскать взглядом финансового монстра, который шагает по трупам, но это и вправду было сложно. Он стоял у входа: красиво загорелый в безупречно голубом клубном блейзере, бежевых брюках и перфорированных ботинках. Этот явно стряпал дела на международном уровне.
Ему могло быть и под шестьдесят, но о возрасте можно было только догадываться. Если он не играл в теннис с другими магнатами, чтобы оставаться в форме, то что-то здесь было нечисто. Он был типичным подающим, готовым пробуравить и разбить противника на атомы таннеровскими подачами, отработанными с сознательностью и упорством, необходимыми любой большой шишке. Этого человека, наделенного в равной степени злонамеренностью и шармом, понять было непросто. Тяжелый и массивный, как и положено международному магнату, — но в то же время, легкий как перышко. Он казался не вполне реальным человеком с ускользающими очертаниями, как кукла Кен, излучающая точность и лишенную запаха физическую мощь. Пиджак парил в пространстве, словно дирижабль, не касающийся земли.
Мелкая рыбешка вместе с женами любой ценой стремилась коснуться Зла, пожать руку главной шишке, и вскоре я увидел, как Франсен шаркает ножкой. Стернер пожимал руки сдержанно, словно американский сенатор, а его спутница — женщина с азиатской внешностью — улыбалась и приветливо кивала налево и направо, и низам, и верхам. Она элегантно пила мартини, не выходя из тени Чудовища. Ситуация, очевидно, не была для нее нова, но вид у нее был в меру утомленный: она давала понять, что все происходящее ей неинтересно, не демонстрируя скуку. Похоже, в молодости она была настоящей тусовщицей. Теперь же ее можно было считать дамой средних лет, которая не жалела ни об одном из прожитых дней. Будь у меня еще полчаса, она очаровала бы меня, но получаса не было.
Финансовый король Вильгельм Стернер и его ослепительная дама предпочли скрыться, не дожидаясь конца вечера, и это было разумное решение: возлияния усиливались. Лично мне пришлось вытаскивать из воды пятерых полностью одетых гостей, угодивших в бассейн. В том числе и моего нового издателя Франсена.
Таковы были обстоятельства моей жизни в преддверии осени семьдесят восьмого года. Так я изложил их Генри Моргану в «Францисканец» — для знакомства. Я, разумеется, рассказал и о многом другом, но это к делу не относится.
История со взломом произвела впечатление на Генри. Он был растроган до слез.
— Бедный парень! — воскликнул он. — Ты так похож на моего брата, — произнес он с искренним чувством. — Вы из породы неудачников. Ты тоже Рыбы?
— Конечно.
— Черт, так я и знал! У меня, знаешь, отличное чутье. Нутром чую вещи. Я чувствовал, что ты Рыбы.