Джентльмены чужих писем не читают

– Почему же, если я в настолько непонятное попал, мы здесь с вами водяру трескаем вместо того, чтобы вам меня в наручниках доставлять на родину с блаженной улыбкой на бессмысленной харе?.. Да вы меня даже не обыскали!..

Некоторое время все трое хранили молчание. Бурлак, надо сказать, чувствовал себя полным идиотом. Ему совершенно было непонятно, что здесь происходит на самом деле, зачем они среди ночи пьют водку в неизвестно чьём доме на окраине Маньяна-сити и зачем ему рассказывают про Орезу. Что за игру ведут с ним его собеседники, и какую линию поведения выстроить, чтобы не залезть в полное говно. А он так не привык. Зато прояснилась история с Иваном. Значит, пока одна мудрая говорящая голова в лампасах работала – через каракасскую резидентуру – с советником президента по нацбезопасности, другая мудрая говорящая голова придумала отколоть такой хитрый номер: подослать к дочке этого же самого советника нашего женишка, чтобы завербовать её папашу. Пожалуй, такое только у нас возможно, в стране, где вредительская приставка “персональный” задержала развитие компьютеризации лет на двадцать… И, пожалуй, только в армии. Хорошо, что хоть вовремя спохватились и законсервировали парня. А то бы завербовали эту Орезу два раза… Был бы дважды шпион Российской Федерации…

– Слушай сюда, Володя, – прервал паузу Ноговицын. – Ну, обыскали бы мы тебя. Ну, нашли бы в трусах две тыщи баксов, накопленных на старость, плюс три тыщи моих. Ну, надели бы мы на тебя наручники. Ну, привезли бы мы тебя домой. Ну, замариновали бы тебя в подвал на Хорошевке. И что с того?

– Как что с того?.. – Бурлак совсем смешался.

– Ну что с того, что? Благодарность, что ли, нам какую-нибудь особенную объявили бы за то, что весь афедрон в мыле от усердия?.. Премию бы заплатили?..

– Да ведь служба…

– Володя! Никому там неинтересно тебя раком поставить. То есть, поставили бы для порядку, конечно, поставили бы. И что? Через неделю бы все уже и забыли, что жил на белом свете такой Володя Бурлак, которого замариновали в весёлом подвальчике. Пойми, что ровным счётом ничего не изменится на свете от того, что тебя измудохают. Или не измудохают.

– Так вы что, меня совсем не собираетесь, что ли, везти домой?.. – спросил Бурлак, не веря своим ушам.

– Ну! – произнес Ноговицын с таким облегчением, будто за сто метров до земли у него раскрылся, наконец, застрявший в чехле парашют. – Доходит до тебя всё-таки. С трудом, но доходит. Наливай, Игорёк!

Игорёк налил.

– А потом ведь мало ли кому из начальства ты вдруг захочешь рассказать про наши маленькие грешки… например, как мы тут отлучались на пару дней, когда приезжали в последний раз… Ну и на хер это нужно?.. Так что, если начистоту, Володя, нет нам с Игоречком никакой выгоды в том, чтобы ты ехал домой, в Москву.

– Зато есть прямая выгода в том, чтобы меня, скажем… замочить, – неожиданно проговорился Бурлак.

– Возможно, – сказал Ноговицын, нисколько не удивившись этому прозрению. – Но убивать военного атташе на территории чужого государства – это неоправданный риск. Гораздо проще с ним выпить водки, поговорить по душам, а потом затеять какое-нибудь взаимовыгодное дельце.

С этими словами полковник Ноговицын неутомимою рукою поднял в воздух свой стакан.

– Но ведь меня предписали в двадцать четыре часа выслать из Маньяны… – пробормотал Бурлак. – Небось, искать будут…

– Вот, – удовлетворенно сказал Ноговицын. – А ты говоришь “замочить”. Сам ведь всё соображаешь, а говоришь. Слово-то какое… Тьфу!

Полковники чокнулись, выпили и закусили.

– Улетишь ты из этой Маньяны, не волнуйся. До восьми утра ещё куча времени. Так что улетишь. Но не в Москву, а куда-нибудь поближе. Какая страна тебе из соседних больше всего нравится?

– Коста-Рика, – не стал лукавить Бурлак.

– Вот в Коста-Рику и полетишь. И оттуда будешь действовать-злодействовать.

– А что делать?

– Для старого полковника, который на оперативной работе железные зубы нажил, который все ходы-выходы в этой стране знает, который афедроном малейшее колебание почвы маньянской улавливает, всегда найдется непыльная работенка.

Бурлаку, слегка поплывшему от алкоголя, тут же вспомнился Михаил Иванович. Эге! Да ведь они того же самого сейчас от него потребуют!.. Да ну! Он даже помотал головой. Они наверняка уже всё просчитали. Если только сам Михаил Иванович не из ихней банды.

– Один вопрос, Саша, – сказал Бурлак.

– Хоть пятнадцать, – дружелюбно отозвался Ноговицын.

– Нет, только один.

– Валяй.

– Ты знал, чем дочка Орезы занимается?

– Ясное дело, – сказал полковник. – Я ей сам рекомендацию в ливийский лагерь выписывал.

– Какой же я мудак, – с болью проговорил Владимир Николаевич.

Клесмет вдруг утробно захохотал.

– Да не мудак ты, Володя, – сказал Ноговицын, обсасывая какой-то хрящ. – Просто мир такой тесный. Маленькая земля-то, понимашь? Негде, ну просто негде на ней двум человекам друг от друга спрятаться.

Бурлак молча понурил голову. Ноговицын дососал хрящ и выплюнул то, что осталось, прямо на пол, и без того не больно чистый.

– И поэтому, – продолжал он, – никуда от тебя он не уйдет.

– Кто?