Джентльмены чужих писем не читают

Выслушав её рассказ, никто не нашёл достаточных оснований обвинить её в предательстве. Все согласились, что нужно тщательнейшим образом всё проверить, а как конкретно и что будут проверять – это они обсудят после собрания, без неё. Справедливо? Справедливо. Она же на время выбывает из их игрищ. Её портрет, который целый день маячил по всем каналам телевидения, и впрямь получился хорош. Встретив на улице, вряд ли можно с ходу признать, но чтобы, зная оригинал в лицо, не идентифицировать его с изображением, нужно быть слепым от рождения. Во всяком случае, повстречав её ночью в горах, всю в крови и синяках, в разорванной рубашке и с револьвером в руке, а потом посмотрев телевизор, редкий бы маньянец не заподозрил неладное. Стало быть, что? Стало быть, либо тут что-то нечисто, либо она и впрямь в беспамятстве пробралась через горы, никому не попавшись на глаза.

Михелито только поскрипел зубами и ничего не сказал. Чтобы один человек возражал сразу всему коллективу – у них так было не принято. Даже Октябрь-покойник к коллективному разуму относился с уважением. Поэтому, надо полагать, и прожил столько лет. И если б не эта смазливая сучка…

Но я категорически против своего неучастия в Акции, возразила смазливая су… то есть, Агата. За фотокарточку мою зря беспокоитесь, сейчас я докажу – она вышла на минуту, а когда вернулась, все ахнули: перед ними стояла совершенно незнакомая им мамзель, рыжая, как гривистый волк перед линькой, – что же касается сомнений в моей благонадёжности, – она бросила искромётный взгляд в сторону Мигеля – то вовсе не обязательно заранее посвящать меня в детали Акции, дайте мне инструкции непосредственно перед её началом и поручите в ней самую опасную роль, а я живой обещаю не даться. Если же погибну – невелика потеря для движения, поскольку бешеные псы гринго всё равно теперь знают меня в лицо. Как бы то ни было, я обязательно должна во всем этом участвовать. Иначе чем же мне ещё доказать свою preparado para el combato[57]?..

И опять Мигелю нечего было возразить на это. Решение коллектива было единодушным: сделать всё именно так, как предлагает Агата. Да и не могло быть иначе, поскольку, что уж греха таить, вся “Съело Негро” состояла, преимущественно, из мужчин с los cojones, которые в сторону Агаты дышали вполне неровно. Если бы читатель сам присутствовал на собрании и видел, как разом вспыхнули чёрные глаза компаньерос, когда Агата сказала: “Всё тело мое – в синяках” – он бы в этом ни секунды не усомнился. Из двух же присутствующих на собрании представительниц прекрасного пола одна – толстуха швейцарка по кличке Магдалина – тоже неровно дышала в сторону Агаты, другая же – сама Агата и была.

Затем Агату попросили удалиться на полчаса и в её отсутствие обсудили детали предстоящей Акции, а также меры по проверке всего, что она им рассказала. Когда ей позволили вернуться, обстановка в собрании царила напряженная. Мигель сидел весь красный и надутый, как резиновый матрац.

Из реплик Агата поняла, что сомнений в целесообразности проведения самой Акции у народа нет. Надо – сделаем. Если даже кому-то, как ей, и пришёл в голову вопрос, а вправе ли Мигель назначать своей волей какую-то Акцию, то этот кто-то свой вопрос вслух не задал – видно, Акция затевалась до того сладкая, гармоничная и отвечающая интересам всех присутствующих, что восстань из гроба Октябрь – он бы сам не придумал лучше. Дело было в другом. И в чём – Агате было совершенно ясно. Мигель, в отличие от Октября, никак не тянул на роль абсолютного лидера. Не такова была личность, чтобы безоговорочно устроить всех. Октябрь, как мы помним, помирать не собирался, поэтому специально себе преемника в лице Мигеля не готовил, завещания в его пользу не писал. Подавить силой, смекалкой или нахрапистостью – Мигель смог бы одного, двоих, даже троих. Но не всю группу. Группа же своим коллективным разумом осознала, что она теперь сильнее Мигеля, и активно воспротивилась его лидерству.

Как истинная и последовательная ленинка, Агата интуитивно поняла, что настал момент брать банки, почту и телеграф. Сколько, братья, будет стоить Акция, невинно поинтересовалась она. Надеюсь, не больше, чем у нас есть в кассе наличмана?..

Пятнадцать пар глаз посмотрели на неё, потом на Мигеля. В самом деле, спросили пятнадцать пар глаз. Ведь не больше?..

Вслед за тем во всех пятнадцати парах глаз появилась одна и та же мысль: кстати, о кассе…

Здесь нужно прояснить две вещи, чтобы невзначай не уйти в другую сторону.