Не жениться же ему, прямо скажем, на этих, блин, los diablos!
А потом, может быть, ещё одно погружение – а там и Паулино за ним прикатит. И – домой, может, она уже вернётся к тому времени. Приступим к перевоспитанию немедленно.
Иван вынырнул. Утёс почти на уровне воды имел ровную площадку, где можно было всласть позагорать в ожидании лодки. Волна шла высотой примерно метра в полтора, и Иван, подплыв под площадку, раскорячился, чтобы не карабкаться по скользким камням, а быть вынесенному туда водой.
Тут как раз подоспел пресловутый девятый вал – Ивана подняло и мягко опустило прямо на площадку, белую от птичьего дерьма. Иван выпустил изо рта загубник и сорвал с лица маску. В метре от его головы загорали на солнце две голых задницы, одна гладкая, другая волосатая как кокос. Поодаль валялись снятые акваланги, гидрокостюмы, два подводных ружья.
Вот досада – занято гнездышко!..
Блин!!!
Впрочем, могло быть хуже, подумал Иван. Могло быть гораздо хуже. Эти-то уже друг друга отымели в своё удовольствие, теперь отдыхают. А вынырни я на полчаса раньше – то-то был бы конфуз. Люди трахаются, а на них сверху падает… русский шпион в акваланге!..
Чтобы не расхохотаться – человек после погружения не всегда сам себе адекватен – Иван судорожно втянул в себя воздух. Получилось шумно. Задницы обернулись и оказались мохнатым кучерявым парнем в солнцезащитных очках и белобрысой девчонкой. Девчонка негромко взвизгнула и прикрыла причинное место ластами. Парень срам прятать не стал, а встряхнул пышной шевелюрой и тихо сказал, усмехнувшись:
– Ну вот мы и не одни. Что, твою мать, это только за страна такая – нигде не уединишься, везде тебя местные хачики настигнут и будут сомбрерро с себя продавать. Ты, мужик, дал, твою мать! Заиками нас сделать хочешь?..
– Да ладно, не шурши, – сказал Иван неласково. – Что я, блин, нарочно, что ли? Мне с воды вас видно не было, а так я здесь всегда загораю. И ничего тебе продавать не собираюсь…
– Что?!. – воскликнул парень. – Ты что, из наших? Ты кто?..
– Как приятно в такой дали от родины встретить соотечественника, – фальшиво сказала девица.
Иван прикусил губу и отвернулся. От приступа жестокой злобы на себя даже слёзы брызнули из его глаз. Да что ж это такое, ёкарный бабай!.. Он же маньянец, блин, в крайнем случае боливиец! За каким расхеристым хером он с первым попавшимся русским отдыхающим базлает тут по-русски?.. No te entiendo[62]
– он должен был ответить. No entiendo Usted, и всё. No entiendo!Ох, плачет по мне контрразведка, ох, обрыдалась!..
Все, с завтрашнего дня думаю только по-испански. Клянусь. Русский язык забуду как кошмарный сон.
Вообще – что я здесь делаю с аквалангом? Ведь уже за одно только это меня можно к стенке ставить! Говорили же мне в экстернатуре, отдельно наставляли, зазубрить велели золотое правило: нелегал должен истребить в себе малейшую страсть к туризму и всему, что имеет к туризму хоть какое отношение. Малейшую! А я?..
– Так ты кто? – продолжал интересоваться кучерявый, обнажая в улыбке розовые десны. – Из наших? Руссо туристо? Или живёшь здесь? Ничего, что я “на ты”?..
Девица, уяснив окончательно, что свалившийся на них дар моря в чёрном гидрокостюме и акваланге – “из наших”, земляк, то есть, соотечественник, отбросила ласты, которыми прикрывалась, и легла на спину загорать дальше, подставив палящему солнцу светлый лобок, нимало Ивана не взволновавший. Он даже отвернулся и уставился в океанскую даль, всю колыхающуюся от раскалённого воздуха.
– Да я тут… как бы по делам… – промямлил Иван. – Бизнес, то-сё…
– Ясно.
Пидарасно, с досадою подумал Иван. Разлеглись, падлы, на моем законном месте… Я, можно сказать, приплыл отдохнуть после трудов праведных на ниве шпионажа, обдумать всякие кардинальные вещи, а эти тут… Новые русские, блин… Прутся и прутся в страну Маньяну, будто она резиновая…
– А вы чё? – спросил он, маскируя раздражение фальшивой улыбкой, обращенной в океан. – Позагорать приехали?
– Да передачу снимаем, в общем… Ну и позагорать тоже, не без этого. Не всё ж работать. А какое здесь ныряние!..
– Ой! – сказал Иван и повернулся к своему собеседнику. – А вас предупредили?..
– О чём? – насторожился тот.
– О динофлагеллятах?..
– В смысле?
Девица тоже насторожилась: она приподняла голову и, закрывшись от солнца ладонью, пристально взглянула на Ивана.
– Да вы чё, ребята! – медленно протянул Иван.
– А что? – взволновался кучерявый.
– Ты на сколько погружался?
– На двадцатник.
– А она?
– Она – ну на семь, на восемь…
– Всё, – мрачно сказал Иван. – Это всё. Ей – ничего, а тебе, братан, хана.
– Да ты о чём?!.
– Как же вам никто не сказал-то?..
– Да что? Что не сказал?
– Видишь? – Иван погладил себя по голове, на которой рос короткий армейский ёжик.
– Ну, что?
– Динофлагелляты, брат. Меня только то спасло, что я сразу помчался на станцию и обрился наголо. Все волосы с тела сбрил.
– Зачем?