Джентльмены чужих писем не читают

О, это было не то, что петушиные танцы маньянцев с их пятивековой историей галантности, намазанной на три тысячелетия цивилизации, как красная икра на толстенный бутерброд с коровьим маслом! Здесь проглядывала первозданность, свирепая дикость джунглей, саванн и степей, нечто настоящее и до безумия романтическое – редчайшая вещь в наше рациональное время, строго отмеренное и порезанное на порции, ни в коем случае не чрезмерные, а такие, чтобы не подавиться ненароком. Ариспе была молода. Впереди было ещё года три-четыре до того момента, когда ей придет время продавать своё тело в вечное пользование какому-нибудь пузатенькому маньянцу с толстеньким кошелёчком. Почему бы не разнообразить таким приятным и необычным приключением довольно нудную актрисочью жизнь?

Так что нынче мир принадлежал не Ивану. В непролазной темнотище подземного гаража кто-то мимолетными прикосновениями пальцев обшарил его с головы до ног, провел вдоль его тела каким-то попискивающим прибором, потом сунул ему в руки ключ, шепнул по-русски в самое ухо: “Номер шестьсот семьдесят, шестой этаж!..” и подтолкнул к лифту, который поднимался наверх прямо с третьего уровня подземного гаража. Лифт запирался от случайных прохожих: Иван, войдя в тесную кабинку с зеркалом метр на метр, услышал, как за его спиной повернули ключ в замке.

За дверью с номером 670 оказалась однокомнатная квартирка, studio, с минимальным набором мебели, душем, кухонкой, совмещенной с прихожей, одним окном. Иван порыскал по квартирке и никого не нашел. Непохоже было, чтобы здесь кто-нибудь жил всерьёз. Видно, сняли специально для конспиративной встречи. Значит, затевалось что-то серьёзное. Значит, пришла пора Ивану потрудиться от души. И Степану Ивановичу – тоже.

Вот новый поворот, одним словом. И сосед орёт. Что он нам орёт? А! Переворот!..

В дверь постучали.

Иван открыл и отступил назад.

Вошёл крупный кудлатый мужик с мохнатыми бровями на мясистом лице. Он аккуратно, без малейшего хлопанья, прикрыл за собой дверь и остановился на пороге. С минуту он молча смотрел из стороны в сторону, напоминая пса, обнюхивающегося в незнакомом пространстве. Наконец, он шумно выдохнул воздух, шагнул к Ивану и сказал:

– Ну, здравствуй, сынок. Вот и встретились наконец…

Глава 21. Вопросы экономики

Агата медленно брела по берегу океана. Волны высотой не больше полуметра с тихим шелестом накатывались на песок. Впереди виднелись коттеджи отеля “Лас Брисас”, некогда фешенебельного, а теперь ставшего прибежищем разнокалиберных нуворишей – там на стоянке Агата оставила машину, чтобы побродить в одиночестве и хорошо обдумать результаты закончившегося час тому назад экстренного собрания как бы актива движения “Съело Негро”.

Всё случившееся было предсказуемо: и недалекая нахрапистость сукиного сына Михелито, и рассудительная холодность компаньерос, битых ребят, которых такой дешёвый прием, как нахрап, мог привести, в лучшем случае, в состояние лёгкого изумления.

С самой первой минуты, не успели ещё все рассесться и откупорить пиво, Мигель повёл себя так, будто вопрос о лидерстве в группе был вопросом давно решённым. Вместо того, чтобы повздыхать об усопшем командире, после чего, воздав ему подобающие почести, приступить к обсуждению повестки дня, точнее, ненавязчивейшим образом предложить присутствующим компаньерос приступить к её обсуждению, кривоногий урод не придумал ничего лучшего, чем объявить собранию не допускающим возражений тоном, что сначала они должны избавиться от предательницы, а потом обсудить детали предстоящей Акции.

Погоди-ка, осадили его компаньерос, невозмутимые, как охотники на кашалотов, это о какой же предательнице идет речь?

Об этой вон, сказал Мигель. Об той, которая была с Ним рядом и не закрыла Его своим телом.

Ну, чтобы ей закрыть покойника своим телом, резонно возразили компаньерос, её нужно три года откармливать чистым крахмалом. А потом, неплохо бы и её саму выслушать. Ведь она дралась до последнего, и довольно успешно, судя по количеству трупешников и отстреленному уху. Вот пускай и расскажет, как было дело, как стрелялось, как мочилось, всех ли врагов удалось успокоить или остались ещё живые, как помирал сам Октябрь и, самое главное, как ей-то лично удалось уйти.

Агата рассказала товарищам всё, что помнила, а как ей лично удалось уйти – она не помнила совершенно, видимо, была в шоке, и это единственное, чем её можно попрекнуть. Видимо, как-то через горы и ушла себе в беспамятстве и аффекте. К счастью, никого не встретила, иначе бы её сдали куда следует. Очнулась через два дня дома. Всё тело в синяках, ухо отстрелено.