Джентльмены-мошенники

Поэтому мы кошачьей поступью поднялись по бесконечным ступеням и, подобно кошкам, вылезли на грязную от сажи крышу. Но сегодня крыша была не чернее небесного свода: ни одной трубы не было видно в эту беззвездную ночь, дорогу приходилось искать на ощупь, чтобы не перекувырнуться через низенькие оградки и не свалиться во дворы-колодцы, служившие для освещения внутренних комнат. Через один из этих колодцев перекидывался хлипкий мостик с железными перилами, которые оказались теплыми, когда мы с Раффлсом по нему переходили. На своем веку не припомню более жаркой и душной ночи.

– В квартире, наверное, настоящее пекло, – проворчал я, когда мы были уже на верху нашей лестницы.

– Тогда не будем сразу спускаться, – быстро откликнулся Раффлс. – Посидим немножко тут. Нет, Банни, стойте где стоите! Я принесу вам шезлонг и что-нибудь выпить, и не надо вам спускаться, пока вы не почувствуете себя лучше.

И я позволил ему уйти – не скажу “как водится”, ведь в эту ночь у меня осталось еще меньше способности к сопротивлению, чем обычно. Подлый апперкот! В голове по-прежнему звенело и гудело, когда я присел на одну из вышеописанных оградок и обхватил голову горячими руками. Да и ночь не способствовала тому, чтобы боль в голове утихла: издалека донесся глухой раскат грома. Так я и сидел, съежившись, и грустил о своих невзгодах и о том, что злодей оказался в прекрасной форме, пока не раздались шаги, которых я ждал. И меня не обожгла мысль, что послышались они не с той стороны.

– Быстро вы обернулись, – просто сказал я.

– Да уж, – прошипел знакомый голос, – а вам придется еще быстрее! Руки сюда – нет, по одной, и если вы хоть звук издадите, вы мертвец.

Это был лорд Эрнест Белвилл: серо-стальная щеточка его усов серебрилась в темноте, а под ней сверкали крепкие белые зубы. В руке его поблескивали наручники, и не успел я глазом моргнуть, как один уже защелкнулся на моем правом запястье.

– Теперь идите вон туда, – сказал лорд Эрнест, показывая мне револьвер, – и дожидайтесь своего приятеля. Да помните: один-единственный звук, чтобы его предупредить, – и вам конец!

С этими словами бандит повел меня к мостику, который я только что пересек по пятам за Раффлсом, и пристегнул к железным перилам на полпути через бездну. Перила уже казались мне не теплыми, а, наоборот, ледяными, как кровь в моих венах.

Выходит, высокородный лицемер побил нас в нашей собственной игре, а Раффлс наконец встретил равного себе! Особенно невыносима была мысль, что Раффлс там, внизу, в квартире – из-за меня, а я не могу предупредить его о нависшей опасности. Ведь как можно это сделать, не подняв такого шуму, который перебудит весь дом? Я трясся на этой паршивой перекладине, словно Андромеда, прикованная к скале, и две черные бездны давили на меня сверху и снизу, а перед моими глазами, уже привыкшими к кромешной тьме, маячил лорд Эрнест Белвилл, поджидая Раффлса, который должен был вот-вот появиться – не подозревая о засаде, с вещами в руках! Если Раффлса захватить настолько врасплох, даже он может оказаться легкой добычей для отчаянного головореза, который едва ли уступает ему в находчивости и отваге, но которого мы роковым образом недооценили с самого начала. Впрочем, я не стал углубляться в раздумья о том, как такое могло случиться, меня волновал лишь вопрос, что будет дальше.

Случившееся превзошло мои худшие ожидания. Сперва в отверстии люка на верху лестницы появился дрожащий огонек, а затем и Раффлс – в одной рубашке! Он не только нес свечку, которая окончательно превращала его в готовую мишень, он сбросил внизу пальто и жилет, и теперь руки у него были заняты, а сам он – безоружен!

– Дружище, где вы? – мягко позвал он. Свеча в руках слепила его. Он сделал пару шагов к Белвиллу. – Это ведь не вы?..

И Раффлс остановился – свечка поднята, под мышкой зажат складной стул.

– Нет, я не ваш друг, – легко откликнулся лорд Эрнест, – но не будете ли вы так любезны стоять там, где стоите, и ни на дюйм не опускать свечу, если не хотите, чтобы ваши мозги размазались по всей улице.

Раффлс не ответил ни слова, но на мгновение повиновался приказу – и ровное пламя свечки служило доказательством как тому, что ночь выдалась тихая, так и тому, что у Раффлса самые крепкие нервы во всей Европе.

Затем, к моему ужасу, он хладнокровно нагнулся, поставил свечку и стул на крышу и сунул руки в карманы, словно был на мушке всего-навсего пугача.

– Почему же вы не выстрелили? – надменно осведомился он, выпрямляясь. – Боитесь наделать шуму? С такой старомодной штуковиной я бы тоже побоялся… Для полевой службы сойдет – но посреди ночи на крыше!..