Джентльмены-мошенники

Ему пришлось отступить на улицу, потому что на тротуар как раз хлынула первая вечерняя толпа: мужчины, женщины, мальчишки-газетчики… все они толкались, лишь бы оказаться поближе к проходившей мимо сенсации. Даже уличные лицедеи попрыгали со своих постаментов. В центре толпы, аккуратно постукивая перед собой тонкой тростью, шагал высокий худой мужчина в черном. Толпу, впрочем, прежде всего привлекало то, что глаза мужчины закрывала маска. Маска эта была непроницаема. Поговаривали, что у него вообще нет глаз. Это был маг Мальвино, рожденный в вечной тьме. Как гласила легенда, с самого детства его подвергали той же жестокой муштре, что и русских балерин, пока наконец его пальцы не научились видеть.

Высоко поднятая голова, квадратные плечи, осанка танцора – красивые черты лица жутковато контрастировали с черной шелковой лентой, закрывавшей слепые глазницы. Вокруг него не смыкался просвет в толпе. Маг продвигался маршевым шагом, то и дело стремительно, словно рапиру, выбрасывая свою тонкую трость, выбивая дробь по мостовой. Чтобы стать свидетелем его искусства, незачем было платить за места в первом ряду. Ни шелковые цилиндры, полные кроликов, ни даже бочка с кипящей водой, внезапно вынутая из кармана ничего не подозревающего зрителя, не могли сравниться с его театрализованным шествием по Бродвею в людный субботний день. Маг Мальвино будто и не замечал ничего, кроме неуловимых сигналов своей волшебной трости.

Вдруг он замер, будто почувствовав чье-то присутствие. Резкие черты лица смягчились, сверкнула улыбка.

– А! Годаль, друг мой! – вскричал он. Развернувшись, Мальвино устремился сквозь толпу, которая, впрочем, немедленно перед ним расступилась. Уверенно протянув руку в нужном направлении, он схватил Годаля за рукав своими всевидящими пальцами.

Годаль не сдержал улыбки. Благодаря таким фокусам “Виктория”[90] и собирала с публики по тысяче долларов в неделю. Никто так не знал цену рекламе, как великий Мальвино. Именно поэтому он дважды в день прогуливался по Бродвею без сопровождения.

– Как они мне все надоели, – пожаловался он по-французски, ткнув тростью в толпу, которая, разинув рты, тщилась разобрать его слова. – Но что это перед нами! Частный таксомотор, которому нечем заняться, кроме как следовать по пятам великого Мальвино. Годаль, друг мой, вы ведь никуда не спешите? Тогда садимся.

Итак, Годаль с восторгом вступил в игру и позволил слепцу открыть перед собой дверь таксомотора и помочь – ему, зрячему! – сесть в салон, с нежностью отметив про себя, что за эту мимолетную секунду маг успел прикарманить его бумажник.

– В парк! – скомандовал Мальвино и, напоследок сверкнув зубами в сторону толпы, захлопнул дверцу.

Годаль познакомился с Мальвино еще в Риме. Великих мира сего всегда тянет друг к другу. Никто не знал, как велик Годаль, кроме него самого. Он ни разу не терпел поражения. Никто не знал, как велик Мальвино, кроме Годаля. Однажды он попытался повторить технику Мальвино и чуть не опозорился. По сравнению с великим магом ему катастрофически не хватало ловкости в среднем пальце левой руки. Мальвино считал Годаля занятным космополитом, каких на этом свете редко встретишь.

– Буду упражнять свой английский, – донеслось из-под маски, – если вы не против. Скажите, вам знаком берег озера в городе Чикаго?

– Он для меня как открытая книга, – ответил Годаль. – Собираетесь там покрасоваться?

– Собираюсь там покрасоваться, – ответил Мальвино, старательно подражая интонациям своего собеседника. – Поэтому мне надо его знать… как открытую книгу. Прочитайте мне ее… медленно… по странице. Скоро я там буду.

Годаль обладал удивительной зрительной памятью. При его роде деятельности она была чрезвычайно необходима, почти так же, как безглазому Мальвино. Спокойно и деловито, как моряк, расчерчивающий какой-нибудь опасный пролив, он детально обрисовал прибрежный бульвар[91] от начала и до Аудиториума[92]. Мальвино внимательно слушал, запоминая каждое слово. Он уже не раз обращался к Годалю за помощью подобного рода и знал, до чего ценны бывают его наблюдения. Но вдруг нетерпеливо перебил:

– Минутку, еще одно дело не терпит отлагательств. Клуб “Пегас”. Мы его проезжаем, да? Вы один из – как правильно?.. Ах да, пятьдесят маленьких миллионеров, ха-ха! Да?

Годаль посмотрел в окно. Они и в самом деле проезжали клуб. Таксомотор шел медленно, то съезжая на параллельные улицы, то останавливаясь, то разгоняясь под окрик полицейского, пока наконец не влился в бестолково бурлящий поток Пятой авеню; было пять вечера, и весь центр Нью-Йорка куда-то спешил, пешком и на авто.