Джентльмены-мошенники

Прошел час, но ни Пайн-стрит, ни окно, служившее входом, и виду не подавали, что скоро войдут в историю криминального мира. Когда пробило пять, высотки исторгли весь свой муравейник сотрудников. В это время года, когда не темнеет до ужина и у всей армии клерков есть несколько часов на развлечения, Уолл-стрит пустеет быстро. Уже пятнадцать минут спустя от водоворота людей, захлестнувшего тротуары, остался тонкий ручеек.

Уличный торговец, обслуживающий в основном мальчишек-посыльных и уличных брокеров, сидел на своей тележке и пересчитывал товар; водяная крыса, действительно не снимавший резиновых перчаток, все еще трудился над канализационным люком; сын солнечной Италии с иммиграционными бумагами в кармане подметал улицы, напевая Miserere с чрезмерными аподжатурами на предпредпоследней ноте.

Мимо прошел полицейский, затем еще один. По улице, точно колесница Джаггернаута, прокатилась запряженная десятью парами лошадей подвода с колесами огромными, как карусели; она тащила шестидесятитонную балку к новостройке “Эквитабл” за углом.

Можно было сфотографировать этот момент – да хоть бы это и сделал тот самый наблюдательный тайный агент, – и все равно очевидное объяснение происходящему не бросилось бы в глаза. Действо было в разгаре. Когда все подошло к концу, наступили шесть часов, как всегда отмеченные далеким перезвоном колоколен.

Услышав звонок, сотрудник на седьмом этаже Пробирной палаты внезапно прекратил работу и повернулся к распределительному щиту у западной стены. Он поспешно бросился через комнату и замер, потирая глаза, у смотрового окна.

Минуту спустя в двух милях от Пробирной палаты облаченный в ливрею мальчик-слуга с серебряным подносом в руках шествовал по коридорам гостиницы “Холланд-Хаус”, уныло завывая:

– Мистер Гамильтон! Мистер Гамильтон!

– Это вас разыскивают, – сказал бдительный тайный агент главному химику. – Мы здесь!

– Телефон, сэр, – шестнадцатый номер!

Он проводил молодого химика к телефонной кабине.

– Да, это Гамильтон. Кто говорит? Джексон? Что у вас с голосом? Говорите поближе к трубке, совсем не слышу – что вы говорите, что пустое?

Молодой ученый оцепенело уставился на узкую стенку телефонной кабины. В его голосе появились властные нотки:

– Кто это? Откуда вы говорите? Что за глупые шутки?

Он прижал трубку к уху, его сердце пыталось вырваться из груди.

– Пуст?! Резервуар пуст?! Вы… вы с ума сошли!

Судя по всему, его собеседник окончательно утратил связность речи.

– Джексон! – резко вскричал Гамильтон. – Вы врете! У вас галлюцинации! Понимаете?

Он подождал ответа, но из трубки донесся только сдавленный всхлип.

– Джексон! – вскричал он. – Слушайте меня! Идите к резервуару! Потом вернитесь и скажите, что вы там видите!.. Мальчик! – рявкнул он через приоткрытую дверь кабины. К ней немедленно бросилась дюжина посыльных. – Немедленно позовите ко мне мистера Уитакера. Он сидит на оттоманке в курительном салоне, у него рыжие усы.

Когда тайный агент Уитакер сунул голову в дверь, они с Гамильтоном чуть не столкнулись. По лицу Гамильтона агент понял, что произошло что-то из ряда вон выходящее, и, когда тот бросился прочь, Уитакер последовал за ним. По пути они перехватили Бэнкса, директора.

Канадца бросили – он так и остался сидеть один, разинув рот. Чудесный ужин на четверых, который они уже заказали, отменился. Трое чиновников проехали на такси полдюжины кварталов, пока почетный гость из Канады окончательно переварил последние слова, брошенные ему побледневшим химиком: происходит что-то важное, и это что-то его не касается.

Когда они подъехали к Пайн-стрит, их взору предстала в общем та же картина, что и несколько часов назад. Выбравшись из такси, они бросились вверх по пандусу к окну, которое ничуть не изменилось на вид с тех пор, когда они отсюда уезжали, – все те же актеры в новых декорациях, не более. Слухи поползли только через три дня – тогда-то улицы и наполнили толпы зевак, глазевших на Пробирную палату точно так же, как прежде на сосновые ящики, полные золота.

Пока извозчики ассенизаторской службы и подводы со сталью на углу Нассау-стрит разбирались, чья дорога, небольшая и ничего не понимающая группа мужчин стояла у огромного фарфорового резервуара на седьмом этаже. Они были в таком потрясении, что с тем же успехом перед ними мог лежать гроб. Резервуар был пуст!

Сорок галлонов растворенного в кислоте золота плотностью совсем как хорошее пиво при нужной температуре, будто испарилось – сорок галлонов, шестьдесят одна тысяча капель в галлоне, десять центов за каплю! От всего этого богатства осталось лишь несколько мелких лужиц в неровностях дна.

Сверху, точно белье на сушке, висело два параллельных ряда тоненьких электродов. Один ряд был черен с виду – электроды обросли шлаками и примесями, второй был еще мокрый, но на нем уже проступали причудливые драгоценные кристаллы. Но нектар – нектар богов! – в котором трудился мощный электрический ток, очищая, отбирая, отторгая лишнее, – весь нектар богов исчез!

iii