Джентльмены неудачи

– Интересно, привезут завтра шмотье или нет? – задумчиво спросила Татьяна, не ожидая ответа, когда мы наконец распрощались с Иваном Захаровичем.

К нашему удивлению, вещи привезли – две спортивные сумки и кейс. Мне было некогда участвовать в разборе вещей своего законного мужа, и я оставила это занятие его любовнице, с которой договорилась встретиться напротив входа в «Кресты» в два часа дня. После чего я отбыла за Пашкой, с которым мы вместе и приехали на Арсенальную.

* * *

Как и в прошлые разы, я встретила там нескольких своих знакомых. Сама же присоединилась к Сан Санычу, прибывшему для допроса подследственных, а Пашку отправила вместе с Татьяной в зал приема передачек, где Татьяна собиралась класть деньги на счет нового представителя спецконтингента, на сей раз – немецкого происхождения.

– Паша, если что-то интересное заметишь – снимай, – велела я оператору, а сама отправилась на свидание.

В этой комнате мне уже доводилось встречаться с Сергеем во время нашего первого официального свидания, когда мы разговаривали через стекло. Стеклышко, конечно, никуда не делось, как и телефонные аппараты. Процедура проходила в давно заведенном ритме, повторяющемся изо дня в день, кроме воскресений: группу женщин (на этот раз из шести человек) завел внутрь свободный контролер…

С момента нашей последней встречи Отто Дитрих немного осунулся, правда, никаких фингалов и прочих внешних повреждений его немецкого организма я не заметила. Выглядел он немного потрепанно, но он никогда и не напоминал ухоженного английского лорда. По виду и не скажешь, что барон.

– Здравствуйте, Юля, – приветствовал он меня.

– Мы же вроде на «ты», – напомнила я, а также напомнила (или сообщила?), что разговор наш может прослушиваться.

Я попросила мужа рассказать о его злоключениях.

Немец вздохнул и поведал мне, что у русского друга Ивана ему жилось хорошо. Кормили на убой, поили вдосталь разными коктейлями, он названия записывал.

– Юля, спроси у Ивана, он не потерял мои записи? Они для меня очень важны! Я буду писать следующую книгу о России. Целую серию книг напишу. Юля, ты можешь передать мне сюда бумагу? Я почти все использовал из того, что у меня было.

– Хорошо. Скажи, что тебе еще нужно.

Я как раз сообщила, что Татьяна прямо сейчас стоит в очереди и положит (или уже положила) ему деньги на счет. Но какие вещи ему нужны? Что из продуктов переслать в передачке?

– Водку, жаль, нельзя, – вздохнул Отто Дитрих. – И пиво. А так деньги мне уже положили из консульства, так что я питаюсь нормально. И вещи тоже принесли: бритву, зубную щетку, одежду. Все есть. Но Тане скажи спасибо. И тебе спасибо. А передать нужно бумагу. И ручки, несколько. Я пишу книгу, раз есть время.

Слушая немца, я слегка прибалдела. Он вроде бы в нашей тюрьме чувствует себя очень неплохо! Ну, я понимаю, если вор в законе тут как рыба в воде, для него ведь тюрьма – дом родной, ну, криминальный авторитет, ну, крутой бизнесмен наш, который все и вся подкупит и которому друзья с воли помогут, но этот-то? Или живо еще в наших людях трепетное отношение к иностранцам?

– С кем ты в одной камере? – уточнила я.

– У нас хорошая камера, – сказал Отто Дитрих, расплываясь в радостной улыбке. – Шесть человек. Но места мало зарядку делать. И спортзала нет.

Еще бы тебе место для зарядки! Как я поняла, в камере стояли два ряда трехъярусных нар. А если вспомнить, что тюрьма строилась как одиночная… Плясать там точно негде.

Они в камере и не пляшут, по словам Отто Дитриха, они там поют песни – на разных языках. Концерты устраивают, только вертухаям почему-то это не нравится, они свои морды в кормушку засовывают и говорят: «Прекратите балаган!» Но Отто Дитрих им тут же начинает рассказывать о правах человека, и вертухаи морды из кормушки очень быстро убирают, и концерт продолжается. Иногда по заявкам из других камер.

– Юля, ты ведь не знаешь, я очень хорошо пою, даже в детстве пел в церковном хоре. Я хотел дальше петь, но папа умер, а мама сказала: надо заниматься бизнесом. Семейное дело продолжать. Кроме меня, было некому. И я стал торговать лекарствами. Но я иногда пою. Для души, как говорят у вас в России. Мы поем «Интернационал» на двух языках – немецком и русском. Всем, кроме вертухаев, нравится. У меня было небольшое непонимание с одним сокамерником… Он – пожилой человек, многое пережил. Но, мне кажется, теперь мы и с ним нашли общий язык. Мы оба считаем: во всех бедах народа виноват не народ, а правители. Поэтому он больше не винит меня во вторжении моих соотечественников на вашу землю в сорок первом году.

– Чем вы еще тут занимаетесь?

– Играем. В тюремные игры. Я все записываю. Потом издам книгу, отдельно про тюрьму. Мне мои коллеги сказали, что Ивана нужно взять в соавторы. Он очень много знает про тюрьму. Ты ему скажи, Юля, что я хочу его взять не в соавторы, а в консультанты. Я ему заплачу. Я составлю список вопросов для Ивана и попрошу тебя ему их передать.