Джентльмены предпочитают блондинок

Матушка Генри такая же романтическая, как его отец. Вообще-то, если семидесятидвухлетней даме вечно кажется, что в нее влюблен дворецкий, в доме постоянно возникают проблемы с дворецкими. Дороти считает, что если бы нам удалось познакомить всех поэтов, сочиняющих песни, с матушкой Генри, мы бы избавили мир от песен про матерей раз и навсегда.

Что до сестры Генри, то с ней у меня практически нет ничего общего. Собственно говоря, я совершенно не против того, чтобы девушки носили мужскую одежду, но при условии, что она следует рекомендациям из журнала мод и читает советы рубрики «Что носят молодые люди». А Энн Споффард из тех, кто всю жизнь проводит в конюшне и на псарне. Я вообще стараюсь думать о людях как можно лучше и считаю верхом альтруизма то, что девушка неделями, забывая про себя, моет своих собак жидкостью от блох. Но если бы она заботилась и о людях тоже, она хотя бы пользовалась одеколоном, перед тем как появиться в гостиной.

Так что в конце концов мне пришлось крепко задуматься о том, как заставить Генри переехать в Нью-Йорк. И когда я таки задумалась, то поняла: истинная причина того, что Генри так стремится жить поближе к Филадельфии, в том, что здесь он фигура достаточно заметная, а в Нью-Йорке – такой же, как все. Потому что заметные фигуры в Нью-Йорке – это, например, мистер Отто Кан[12], который так много делает для искусства, или же реформаторы, которые против искусства борются. Вообще-то, мистеру Кану, чтобы привлечь к себе внимание, достаточно устроить постановку какой-нибудь оперы, а реформатору, чтобы привлечь внимание к себе, нужно добиваться ее запрета. У Генри никогда не хватит ума не только устроить что-нибудь, но и запретить. В Нью-Йорке таких людей полным-полно, и конкуренция очень жесткая.

Единственное, что Генри умеет, так это рассуждать насчет падения нравов. Похоже, он даже не может вызвать ни в ком чувство раскаяния, потому что слушают его разговоры только те, чья нравственность и так на высоте. Даже самое занятное, что Генри способен придумать, может заинтересовать разве что жителей Филадельфии, а в Нью-Йорке это никого не волнует.

Да, конечно, люди из Канзас-Сити или Сент-Луиса тоже приезжают в Нью-Йорк и понимают, какие они невидные, но они всегда могут придать себе важности, щедро раздавая чаевые в ресторанах, покупая билеты в театр у спекулянтов и общаясь с примами ночных клубов. Вот Тексас Гинэн может называть по имени любой, заплативший ей пару сотен долларов. Но Генри вряд ли захотел бы быть знаменитостью в кругах, где вращается Тексас Гинэн. Он разве что мог бы сходить к ней в известное заведение, посмотреть, как там люди развлекаются, а потом бы потребовал этот клуб закрыть.

Так что мне пришлось действительно крепко задуматься о том, как же сделать Генри заметной в Нью-Йорке фигурой, и я решила, что самый простой путь – сделать его членом какой-нибудь ассоциации.

И тут я вспомнила про моего друга, одного джентльмена из Нью-Йорка, человека очень-очень заметного, члена всего, что только возможно. Я написала ему и спросила, не мог бы он прислать Генри приглашение приехать в Нью-Йорк и стать членом чего-нибудь. Этот джентльмен состоит членом Друзей культуры, Ассоциации любителей природы, Нью-Йоркской лиги борцов с чумкой и Общества Огайо. Оказывается, Общество Огайо – самое труднодоступное, потому что туда принимают только уроженцев Огайо. Но он раздобыл для Генри приглашение вступить в Общество Пенсильвании, в него вступить проще – для этого всего-навсего надо быть уроженцем Пенсильвании.

Так вот, когда к Генри посыпались все эти предложения, он очень обрадовался, подумал, что его известность докатилась и до Нью-Йорка. Он решил немедленно туда ехать и вступать во все, куда его приглашают. Конечно, ему пришлось взять с собой и меня. Когда я снова оказалась в «Ритце» – после всего, что мне пришлось претерпеть, живя семейной жизнью, – я поняла, что снова дышу полной грудью.

В первый же вечер в Нью-Йорке Генри отправился на банкет и сидел за одним столом с Эми Роттсфилд Рэнд, очень интеллектуальной дамой, которая однажды побывала в Китае и с тех пор почти ничего не слышит, Перси Гилкрист Сондерс, которая знаменита тем, что считает, будто правописание должно зависеть от произношения, и Честером Уэнтвортом Пибоди, который вечно рассказывает о своих наблюдениях за сусликами, а еще очень достоверно описывает все, что они делают. Встреча с такими знаменитыми людьми навела Генри на всякие мысли и на многое открыла глаза. Потому что, побеседовав с ними, Генри с удивлением обнаружил, что мозгов у него не меньше, чем у них. Это всегда происходит с людьми, которые из-за комплекса неполноценности боятся рот раскрыть. Ведь совершенно неважно, насколько неполноценен твой комплекс – в Нью-Йорке всегда найдешь очень известных людей, у которых мозгов ничуть не больше, чем у тебя.