Джентльмены

Но стоило Генри оказаться у Мод, как все менялось: здесь он чувствовал себя как дома и забывал сомнения. Они сидели перед телевизором и беседовали, как супруги. Мод говорила, что счастлива, она хотела Генри, она осыпала его похвалами и лестью, и Генри всякий раз принимал это как милость, как приятное прикосновение павлиньего пера: радость и печаль превращались в пустые слова.

Поначалу Генри чувствовал себя рядом с Мод необразованным и невежественным — каковым и был, — как сын служанки, которому не хватало духа даже стремиться к чему-то, работать над собой и желать стать чем-то. Он хотел лишь веселиться, играть на пианино в своем квартете, боксировать и просто жить. Но настоящих испытаний он боялся, сбегал при виде сложностей, сулящих поражение. Однако Мод позаботилась о том, чтобы Генри понял: поражение еще не конец. Она водила Генри-бастарда в музей «Модерна», где он оказался лицом к лицу с прирученным безумием, коего было исполнено современное искусство. В «Модерна» играли джаз, и Генри случалось выступать вместе с «Беар Куортет», который становился все более знаменитым и овеянным мифами (главным героем их был пианист, которого заменял Генри, — тот жил во власти тоски, мировой скорби и творческих мук).

Мод задалась целью облагородить Генри, пройтись по нему секатором, как сказал бы Виллис. Генри чувствовал себя обязанным как Виллису, так и Мод, пусть та и утверждала, что готова платить за удовольствия. Точнее, Мод говорила, что без Генри не чувствует себя целой, что не смогла бы вынести жизни без него. Она так часто повторяла эти и другие ласковые слова, что почти утомила Генри. Щедрость Мод с легкостью превращалась в бессмысленную жертвенность, бестолковую расточительность.

Время от времени Генри ощущал хрупкость и тленность, о которых Мод так часто говорила, умея в то же время мастерски их скрывать. Обнаружив на лице прыщик, Мод тут же хваталась за пудреницу, чтобы замаскировать изъян. При этом она казалась испуганной, словно ее застали врасплох за каким-то постыдным и унизительным занятием.

Возможно, Генри восхищало именно это видимое совершенство, скрывающее отчаянную тоску по бесконечному, как голливудские кулисы Скотта Фитцджеральда, которые могут обрушиться в любое мгновение: воплощенная мечта, она же знак надвигающейся гибели.

«Esprit d’escalier»[26] — это понятие как нельзя лучше описывает состояние, в котором Генри покидал Мод, отправляясь в школу, домой или просто уходя прочь, когда ему нельзя было оставаться у нее дома. «Esprit d’escalier» означает мысль, которая приходит в голову слишком поздно, когда ее уже нельзя высказать. Похожее чувство испытывает человек, столкнувшийся с хамством и лишь пять минут спустя нашедший нужные слова, которыми следовало ответить обидчику.

Все чаще, уходя от Мод, Генри хотелось сказать ей, что он больше так не может. Раньше ему не приходилось ревновать, и он был уверен, что не придется никогда. У него никогда не было не единого повода для ревности, а теперь эта напасть овладела им окончательно и бесповоротно. Ревность неотступно следовала за ним тенью, сварливым голосом, дуновением ветра, повторяющимся ритмом — и Генри не мог ни увернуться, ни сбежать от нее.

Многие пытались описать любовный треугольник, и я не уверен, что это вообще возможно. Обычные отношения между двумя индивидами — сложными, непредсказуемыми существами, каковыми являются люди, — это уже достаточно сложно. Удерживать в поле зрения еще одного участника событий — это, по меньшей мере, вдвое утомительнее. В особенности для того, кто, подобно мне, знаком лишь с одним — рассказчиком, Генри, обманутым обманщиком.

Мысли о В. С. были подобны фантазиям о незнакомом брате. В одной стране, в одном городе с Генри проживал человек, с которым его объединяла одна кровь — общая с Мод кровь. Это был человек, который точно так же встречался с Мод, говорил о нем, возможно, так же ревновал, но которого Генри ни разу не видел.

Генри носил рубашки с инициалами «B. C.», вышитыми на воротнике под фирменной этикеткой. Генри относил в ломбард вещи В. С. и безбедно существовал на вырученные деньги. Мод утверждала, что ни он, ни B. C. не достаточно совершенны для нее. Она нуждалась в них обоих.

В начале зимы шестьдесят второго года, когда в Алжире наступил мир, а «Тре Крунур» взяли «золото» на чемпионате мира, проходившем в Колорадо, Мод и Генри беспрестанно ссорились из-за мелочей. Генри нередко играл с «Беар Куортет» в новых галереях, которые то и дело открывались в Стокгольме. Современные художники хотели, чтобы на их вернисажах играл именно «Беар Куортет», и Генри заменял пианиста, который полностью уверился в неизбежности своей горькой участи, столь похожей на участь других звезд джаза, и, казалось, видел смысл лишь в том, чтобы аккуратно двигаться по маршруту, ведущему под большой черный крест на кладбище Норрачюркогорден.