Джером К. Джером. Собрание сочинений в одном томе

После горячих булок он говорит: «Будь тупым и бездушным, как полевой зверь, — безмозглым животным, с безучастным взглядом, не освещенным лучом ни фантазии, ни надежды, ни страха, ни любви, ни жизни». А после водки, выпитой в достаточном количестве, он говорит: «А теперь, шут, кувыркайся и хохочи, чтобы позабавить близких — валяйся в шутовстве и бормочи бессмысленные звуки, и покажи, что за беспомощная пешка бедняга-человек, когда ум и воля его утонут, как пара котят, в полудюйме алкоголя».

Мы не более чем подлиннейшие, жалчайшие рабы своего желудка. Не тянитесь за нравственностью и праведностью, друзья мои; следите бдительно за своим желудком и снабжайте его с толком и рассуждением. Тогда добродетель и довольство воцарятся в вашем сердце, без всякого усилия с вашей стороны; и вы станете добрым гражданином, любящим супругом и нежным отцом — благородным, набожным человеком.

До ужина Гаррис, Джордж и я были сварливы, придирчивы и не в духе; после ужина мы сидели и сияли друг на друга, а также на собаку. Мы любили друг друга, мы любили всех и каждого. Гаррис наступил Джорджу на мозоль. Будь это до ужина, Джордж высказал бы пожелания относительно судьбы Гарриса в этой жизни и будущей, от которых содрогнулся бы всякий вдумчивый человек.

А теперь он просто сказал: «Полегче, старина, это моя любимая мозоль».

А Гаррис, вместо того чтобы сказать наиболее неприятным своим тоном, что невозможно не задеть какой-нибудь части ноги Джорджа, хотя бы обходить на десять ярдов вокруг того места, где он сидит, и утверждать, что нельзя входить в лодку обыкновенных размеров с такими длинными ногами, и советовать ему вывесить их за борт — как сделал бы это до ужина, — теперь сказал: «Ах, как мне жаль, дружище; надеюсь, что тебе не больно».

А Джордж ответил: «Ничуть», мол, он сам виноват; а Гаррис сказал — нет, виноват кругом он.

Любо было слушать.

Мы зажгли трубки и сидели, наслаждаясь тихой ночью и беседуя.

Джордж сожалел о том, что мы не можем быть всегда, как теперь, вдали от мира, с его грехом и соблазном, вести трезвую мирную жизнь и творить добро. Я сказал, что сам нередко мечтаю о том; и мы принялись обсуждать возможность переселиться вчетвером на какой-нибудь благоустроенный пустынный остров и жить там в лесах.

Гаррис сказал, что, насколько ему известно, опасная сторона необитаемых островов заключается в том, что на них обыкновенно бывает очень сыро; но Джордж сказал: вовсе нет, если только вентиляция устроена как следует.

Тут мы перешли к вентиляции, и Джордж припомнил забавное приключение, случившееся с его отцом. Отец его путешествовал в Уэльсе вдвоем с товарищем, и однажды они остановились переночевать на постоялом дворе, где оказались другие путешественники, и примкнули к тем другим путешественникам и провели вместе вечер.

Вечер прошел весело, они засиделись, и к тому времени, как собрались ложиться в постель, были оба чуточку навеселе (случилось это, когда отец Джорджа был еще совсем юным). Они (отец Джорджа и приятель отца Джорджа) должны были спать в одной и той же комнате, но на разных кроватях. Взяли они свечу и отправились наверх. Свеча ударилась о стену, когда они входили в комнату, и погасла, и им пришлось раздеваться и забираться в постель впотьмах. Так они и сделали; но взамен того, чтобы забраться в разные кровати, как воображали оба, они, того не зная, легли в одну и ту же, один головой на подушки, а другой, вползший с обратного конца, положив на подушки ноги.

С минуту царило молчание, затем отец Джорджа сказал:

— Джо!

— В чем дело, Том? — отозвался голос Джо с другого конца кровати.

— Да у меня в постели человек лежит, — сказал отец Джорджа. — Вот его ноги на моей подушке.

— Удивительная штука, Том! — сказал тот. — Провались я совсем, ведь и у меня кто-то лежит в постели!

— Что ты думаешь делать? — спросил отец Джорджа.

— Да вытолкать его, — отвечал Джо.

— И я также, — отважно сказал отец Джорджа.

Последовала краткая борьба, за ней стук падения двух тел, а потом довольно-таки жалобный голос:

— Послушай, Том!

— Ну, что?

— Как твои дела?

— Да, по правде говоря, мой вытолкал меня из кровати.

— Мой также! Знаешь что, по-моему, это черт знает что, а не постоялый двор! А по-твоему?

— Как назывался постоялый двор? — спросил Гаррис.

— «Свинья и свисток», — сказал Джордж. — А что?

— Ах, нет, это не тот, — сказал Гаррис.

— Что ты хочешь сказать? — спросил Джордж.

— Как это любопытно, — пробормотал Гаррис, — точь-в-точь такая же штука случилась с моим отцом на постоялом дворе. Сколько раз я слыхал, как он о том рассказывал. Я думал, что, быть может, постоялый двор один и тот же.