Джесси

– Знаешь, Гена, давай я сварю ещё кофе, и мы действительно будем его пить, – первой нарушила тягостное молчание Марьяна.

Потом они молча пили кофе, говорить не хотелось… Случившиеся опустошило обоих. Уже когда прощались у самых дверей, она сказала:

– Спасибо Гена… – продолжать было не нужно. Гена знал, за что это «спасибо», но всё же Марьяна добавила: – Сама бы я с этим не справилась… И поверь – мне очень стыдно!

Перед тем, как зайти в квартиру, Гена ещё долго сидел на лавочке у подъезда, да и ночью почти не спал. Пережитое и выпитый на ночь кофе будоражили его. Заснул лишь под самое утро. Ему приснился большой белоснежный замок на высоком холме, покрытом шелковистой, изумрудного цвета травой. К замку тянулись белые, в светло-серых прожилках, мраморные ступени. Он и Марьяна, в торжественно-красивых длинных одеждах, неторопливо поднимаются по ступеням. Гена знает, что когда они достигнут вершины холма и войдут в замок, то станут мужем и женой. Ему хочется идти быстрее, переступая через ступени, но идти нужно медленно и величественно. Вершина уже почти рядом, и лишь небольшое расстояние отделяет их от золоченых дверей замка… но внезапно он понимает, что не имеет права вести Марьяну под вычурные своды этого великолепного дворца. Что дальше, за этим, ничего нет – лишь пустота и страдания. Вдруг откуда-то сверху полились звуки тихой мелодии; выделяясь, играла скрипка, её звук становился сильнее и сильнее… И вот уже плакала лишь она, громко и пронзительно, и звук этот проникал в самые потаённые уголки души. Появилось чувство безотчетного страха и угнетенности. Гена проснулся весь в поту; некоторое время он лежал, ощущая гулкие удары сердца и постепенно осознавая суть увиденного во сне. «А ведь это действительно так! – осенила его страшная догадка. – Во сне я лишь увидел ответ на размышления последних дней. Я болен, хотя еще не до конца осознаю этого, да и о своей болезни мало что знаю. Но вполне возможно, что однажды моя болезнь станет препятствием для нашей любви. И что тогда – разрыв? Нет, это невозможно, без Марьяны я не мыслю и дня! Вот и сейчас, только проснулся, а уже готов бежать к ней…»

В дверь комнаты тихо постучали, и Людмила Александровна пригласила его завтракать. За столом Гена старался ничем не выдавать своего дурного настроения, однако Михаил Иванович, пристально посмотрев на него, заметил:

– Что-то ты, Гена, выглядишь неважно… Спал, что ли, плохо?

– Да нет, нормально.

– Как в школе дела?

– Да вроде бы неплохо…

– Завтра на реку поедем, – сказал Михаил Иванович, – порыбачим, позагораем. На улице уже какой день красотища такая, а мы на природу ещё ни разу не выезжали.

Гена, соглашаясь, кивнул головой.

– Ну, вот и ладненько! Пойду в гараж, машину подготовлю. Масло давно уже пора поменять…

Болезнь Гены Михаил Иванович и Людмила Александровна восприняли как семейную трагедию. И хотя, чтобы не ранить его излишним вниманием, не проявляли чрезмерной заботы, всё же Гена ощущал иное к себе отношение. На столе теперь всегда были фрукты и свежие овощи, которые в это время года можно было купить только на колхозном рынке, и стоили они там недёшево. Гена возмущался, просил прекратить тратить деньги, но всё было бесполезно.

– Так ведь для всех покупаем, Гена! – недоуменно разводил руками Михаил Иванович. – А куда их девать, деньги-то, солить, что ли? А тут и до своего урожая недалеко. Яблони нынче на даче хорошо отцвели, завязи много, урожай неплохой будет. Абрикосы тоже неплохо взялись. Так что ешь, давай, не считай.

– Фрукты и овощи нужно есть обязательно, – безапелляционно сказала Людмила Александровна, выслушав протест Гены. – Так что никакие твои возражения не принимаются.

Гене оставалось лишь одно – мириться с этим.

Ещё до начала первого урока повстречался с Марьяной и все переживания утра исчезли, лишь только услышал её голос. А уже вечером ждал её у памятника с таким же букетом полевых цветов. Они просто гуляли по улицам вечернего города. О, сколько же, оказывается, трепетных мгновений можно пережить от одного только взгляда любимой, от касания её руки, от того, как она поправляет прядь волос, да и просто оттого, что она есть и сейчас – рядом! Расстались поздно, у её подъезда. Гена дождался, пока стих стук каблучков и захлопнулась дверь её квартиры, и лишь потом направился к своему дому.

В понедельник, после первого урока, к нему подошла школьный фельдшер и вручила направление в поликлинику. Врач – высокий, седой, с крупными чертами лица, был добродушен и участлив.

– Присаживайся! – указал он жестом на стул, стоявший против его стола. Затем еще некоторое время перебирал лежавшие перед ним бумаги, давая время Гене привыкнуть к обстановке. – Ну, хорошо, – сказал он наконец, убедившись, что пациент готов к разговору, – зовут тебя, значит, Геннадий? Очень хорошее имя. А меня зовут Алексей Павлович. – Он снял массивные очки в роговой оправе и отложил их в сторону, также располагая этим к себе собеседника. – Ну, что, Гена, – продолжил говорить он, выдержав небольшую паузу, – полагаю, что ты уже знаешь, чем именно болен?..