Джесси

На перекрестке трех караванных путей, огражденный со всех сторон высокой каменной стеной, стоял славный древний город. По караванным путям перевозились несметные богатства. С востока величественно переступали верблюды, навьюченные золотом, благовониями и множеством драгоценных камней; со стороны теплого моря везли сладости, шелка и ковры; из холодных стран шли караваны с ладаном, серебром и диковинными мехами. Купцы города вели торговлю, и на его главной площади раскинулся огромный шумный базар, от которого городская казна имела постоянный доход. У всех жителей города была работа и хороший достаток; сироты и вдовы получали положенное им содержание, о его князьях ходили легенды, мужчины города были сильные и храбрые, а его женщинами восхищался Восток. И, когда случалось по этой земле проходить полчищам завоевателей, надежные стены города давали защиту всем, кого набег заставал в пути. И врагам не удавалось одолеть его, ибо защитники города были славные воины.

В городе было достаточно продовольствия, чтобы выдержать даже самую длительную осаду. А вода в него поступала из озера, находящегося в горах, по трубам, зарытым глубоко в землю. И это была великая тайна, о которой знали лишь пятеро мудрецов. И вот однажды, в ту пору, когда со смоковницы опадает цвет и становятся заметны крошечные зеленые завязи плодов, караванные пути опустели. Это означало лишь одно: из степей к городам, утопающим в зелени садов, движется многочисленная свирепая орда. Разрушая и грабя все на своем пути, завоеватели доходили до моря, потом поворачивали в сторону плодородных долин, орошаемых двумя большими реками, доходили до гор и уходили с добычей обратно в бескрайнюю степь, чтобы рассеяться в ней кочевыми родами. И вновь собраться в огромное войско, когда Великий Хан пошлет своих вестников, которые полетят по кочевьям на вороных скакунах, созывая всех в Большой поход.

Но на этот раз в стане кочевников был старший сын одного из мудрецов, знавший, – как наследственную тайну, о трубах, проложенных под землей к озеру. Одержимый тщеславием, он сам пришел к хану и, за обещание сделать его главным визирем города, открыл великую тайну. Лазутчики нашли озеро и отравили его. Сила яда проявилась не сразу, и люди ещё несколько дней пили смертоносную воду. Наконец яд начал действовать, и все жители непобедимого града умерли в один день. И враги без боя завладели несметными сокровищами города, разрушили и сожгли его до основания… А на пепелище колдун орды принес в жертву черного козла и произнес проклятие на это место, чтобы город никогда не был восстановлен. Сыну же мудреца хан велел отрубить голову, а тело выкинуть за стан.

– Если ты предал отца и свой народ, то предашь и меня! – сказал он и отпихнул его ногой, когда тот бросился перед ним на колени, умоляя о пощаде.

Может быть, этот город – прообраз многих и многих отношений, в которых были выложены надежные стены, да и всего другого было достаточно, чтобы они не разрушились. Но в самый главный источник, которым является любовь, вошло нечто отравленное, и погибла жизнь, оставив голые, теперь уже никому не нужные стены…

Перед Новым годом Гена в очередной раз проходил необходимый курс лечения и, как обычно, пролежал в больнице две недели. Зима выдалась как никогда тёплая и на улице стояла самая неприемлемая погода – морозная слякоть. Поэтому большую часть времени больные проводили в палатах. В палате, в которую определили Гену, кроме него лежало еще два человека: болезненного вида мальчик лет двенадцати с редким именем Иннокентий, которого, впрочем, полным именем называла только посещавшая его мама, а все остальные проще – Кеша, и худощавый, подвижный мужчина лет сорока, звали его Леонид. Кеша должен был лечиться в детском отделении, но там не было мест и его временно определили в палату к взрослым. Все свободное от процедур время он рисовал, устроившись за прикроватную тумбочку, не замечая никого вокруг и полностью погрузившись в мир своих художеств. Опять потянулись тягостные больничные дни, отдушиной которых было время с четырех до шести вечера – часы приема посетителей. Марьяна приходила каждый день. Гена заранее спускался в холл, садился на диван и, когда она входила с улицы в вестибюль, не мог налюбоваться ею. Черные сапожки плотно облегали её стройные ноги; узкое пальто темного цвета с воротником из светло-серого песца оттеняло стройную фигуру; белая вязаная шапочка подчеркивала свежесть и красоту её лица. Она была необыкновенно мила и восхитительна! Он шел ей навстречу, целовал в холодные с мороза щёчки и, если бы захотел выразить своё восхищение ею, у него не хватило бы слов, потому что таких слов не существует. Леонид не раз видел их вдвоём в зале. И как-то раз, в один из вечеров, перед тем, как Гена должен был уже выписаться, спросил:

– Гена, эта красавица, которая приходит – твоя девушка?