Джесси

Шли дни. Джесси росла ласковой и добродушной, словно впитывая в себя царящую в доме атмосферу добра и любви. В особенности она привязалась к хозяину и, забавно переваливаясь с боку на бок, бегала за ним по всей квартире и всякий раз ударялась об его ноги, когда он внезапно останавливался. А если хозяин садился на диван или на кресло, она вставала на задние лапки и, упершись передними в его ноги, принималась жалобно поскуливать. Хозяин поднимал её с пола, укладывал себе на колени, и Джесси, свернувшись калачиком, сладко засыпала. Однажды Гену отправили в служебную командировку. Небольшой городок, куда ему надлежало отбыть, находился километрах в ста, и чтобы не терять время, он поехал на своем автомобиле, рассчитывая, управившись с делами за день, к вечеру быть уже дома. Но, как это зачастую бывает, появились непредвиденные обстоятельства, и ему пришлось задержаться еще на два дня. Аню Гена предупредил по телефону, но как об этом можно было сказать Джесси? И не дождавшись хозяина к вечеру, она стала выбегать в прихожую всякий раз, когда слышался хлопающий звук закрывающейся парадной двери, в надежде, что вот-вот услышит на площадке знакомые шаги. Так она, чуть склонив голову набок, стояла некоторое время, но, так и не услышав шагов хозяина, уныло плелась на свое место. Ночь она не спала, вскидывая голову на каждый стук парадной и, горестно вздохнув, вновь опускала её. На следующий день Джесси потеряла интерес к еде – даже к небольшим вкусным шарикам, столь аппетитно хрустевшим на её острых зубках и, забившись за кресло, что стояло в углу комнаты, уже не выбегала в прихожую на звук парадной, а неподвижно лежала, положив мордочку между передними лапами. (Эта поза навсегда останется выражением особой её грусти.) И когда Аня звала её кушать, она, не покидая своего укрытия, из вежливости, лишь постукивала хвостом о пол. Кто и чем мог бы измерить глубину её печали? Наверняка её хватило бы, чтобы в ней утонул весь мир. И только когда за окном слышался шум проезжающего мимо автомобиля, Джесси поднимала мордочку, но обреченно вздохнув, опускала обратно. Это был звук не того автомобиля, на котором ездил хозяин. Этот звук она узнала бы из тысячи. К вечеру третьего дня квартира огласилась звонким щенячьим лаем. Это он, он! Это шум его машины. Джесси подбежала к окну, встала на задние лапы, но была ещё слишком мала, чтобы дотянуться передними даже до края подоконника. Аня подхватила её и поставила на широкий подоконник. И Джесси увидела своего хозяина, идущего к дому и махающего им рукой, и когда он зашёл в подъезд, спрыгнула с подоконника и, пробороздив носом ковер, бросилась в прихожую, следом за ней спешила Аня, а в дверь, тем временем уже входил Гена. Он поцеловал Аню, высоко приподнял радостно повизгивающую Джесси, и она, как тогда, в первую их встречу, прямо перед собой увидела его глаза. Хозяин говорил что-то ласковое, и счастью Джесси не было предела. А когда он опустил её на пол, бросилась в комнату, схватила зубами свою любимую игрушку – резинового ежика, быстро вернулась и бросила его на пол прихожей у его ног. Что она хотела этим сказать? Возможно что: «Вот хозяин это самое дорогое, что у меня есть, бери, играй, и мне совсем, совсем не жалко».