Было хорошо слышно, как стрекочут кузнечики; над верхушками ив в порывистом, стремительном полете чертили небо летучие мыши; спасаясь от хищника, по воде серебристой мелочью то и дело сыпали мелкие рыбешки; в омуте на излучине реки мощно и гулко ударила большая рыба; в кустах стал подавать голос соловей.
– Гена, этот рассказ – про меня? То есть, про нас? – спросила Вика, первой нарушив молчание.
– Нет. Про любовь, которая легко может обернуться ненавистью.
– Но разве эта девушка не могла повести себя как-то иначе?
– Могла. Ведь то, что мы зачастую чувствуем, не должно владеть нами. И уж тем более – толкать на какие-то низкие поступки. Они могли поговорить и остаться друзьями с самого начала.
– Разве возможна просто дружба, – без любви, между мужчиной и женщиной?..
– Думаю, что да.
– И что дальше – друзья на всю жизнь и всё?..
– А дальше: если в этих отношениях нет будущего, нужно оставаться друзьями, пусть даже и на всю жизнь; от этого оба только выиграют. И само время расставит всё по своим местам – рано или поздно рядом с женщиной появится человек, любящий её, и их чувства будут взаимны; а мужчина непременно встретит женщину, уготованную ему судьбой.
– Как это понять: что в отношениях, возможно, нет будущего?
– Если в отношениях нет взаимной любви. Но будущего может не быть не только из-за отсутствия любви, возможны и другие причины…
– Ты можешь сказать – какие?
– Нет, не могу. Вернее, не хочу… Но они есть, поверь.
– Поэтому ты уехал из города?
– Наверное, да. Вернее да, из-за этого…
– Извини, я не совсем правильно спросила. Ты уехал из-за неразделенной любви?
– Скорее, от самого себя… Да только это у меня не очень-то получилось.
– Тебе трудно говорить об этом?
– Нет, вспоминать. У меня была девушка, но пришло время, и я решил, что мы не можем быть вместе. Вот поэтому я здесь…
– Потому что руководствовался разумом, несмотря на чувства, которые испытывал к ней?
– Мне хочется ответить «нет», но это не так.
– Знаешь, Гена, возможно, что и в самом деле это неправильно – отдаваться на волю одним лишь чувствам… Но руководствоваться только разумом там, где есть любовь, это не только неправильно, но и бессердечно. А по-моему, ты поступаешь именно так. Впрочем, это лишь твое дело, хотя мне искренне жаль твою девушку…
– Наверное, ты права, – согласился Гена. – Похоже, что я сам создаю себе в жизни проблемы…
Он встал, спустился к кромке воды, поднял с берега плоский овальный камушек и, размахнувшись, запустил его по водной глади. В отражении лунной дорожки было видно как тот, много раз коснувшись поверхности реки и оставляя за собой круги, исчез в воде почти у самого противоположного берега.
На другой день, искупавшись вечером после работы, в одних трусах и с полотенцем на шее Гена возвращался в палатку. Возле тропинки на небольшой полянке его поджидал Санька – друг детства. Облокотившись, он картинно полулежал на поляне, нервно покусывая сорванную былинку – явный признак дурного настроения. Увидев Гену, он выплюнул былинку, медленно, как бы нехотя поднялся и не спеша направился к нему. Санька был в спортивных штанах, без рубашки и в сандалиях на босу ногу. И также как в детстве его светло-русые волосы выгорели на солнце до соломенного цвета, а кожа, под которой, играя, перекатывались бугры мышц, приобрела бронзовый оттенок. Он был на полголовы ниже Гены, но коренастая фигура с широкими покатыми плечами, выпуклая грудь и мускулистые руки говорили о Санькиной недюжинной физической силе.
– Здорово, – поздоровался он, хотя днем не раз виделись на сенокосе.
– Здорово, – ответил Гена, уже догадываясь, о чем пойдет речь.
– Базар есть, – явно подражая кому-то, сказал Санька.
– Ну, базар так базар. – Гена уже точно знал, какой именно «базар» с другом детства ему сейчас предстоит.
Вчера, когда они с Викой возвратились к костру, он заметил Санькин взгляд, затаивший злобу. Да и днем еще ловил на себе его косые, не обещающие ничего доброго, взоры. Санька без обиняков перешел к делу. Он по блатному сплюнул сквозь зубы в сторону, и Гена сразу же вспомнил, кого он ему напоминает – Илью, парня лет двадцати двух, вернувшегося год назад из колонии, где он отсидел три года за драку с поножовщиной. Илья ходил, втянув голову в плечи, словно ожидая, что его вот-вот ударят чем-то сзади. В зоне он научился играть на гитаре и петь протяжные, жиганские песни. Разговаривал Илья, глядя на собеседника через прищур зеленых глаз, и при этом часто сплевывал в сторону сквозь зубы; точно так, как сейчас это демонстрировал Санька.
– Хочу с тобой за Вику поговорить, – продолжил Санька.
– Ну, если хочешь, давай поговорим, – в тон ему ответил Гена.