Вернулся Рефик с чемоданом. Омер попытался ему улыбнуться. Потом взял один из ватных тюфяков, сложенных в стопку на пружинном матрасе, понюхал и решил, что пахнет он скверно. Второй ему тоже не понравился, и наконец, взяв третий, он спросил у Рефика, где тот хочет спать. Рефик задумался и обвел комнату оценивающим взглядом, словно молодожен, размышляющий, как обставить квартиру. Потом они расстелили тюфяк на выбранном им месте. Нашлись и простыни, и целая груда одеял. «Как давно мы друг друга знаем, сколько лет дружим! — думал Омер, прислушиваясь к гудению печки. — Десять лет. А сейчас я уже совсем не тот амбициозный честолюбец, каким вернулся в Турцию…» Он вдохнул доносившийся из чемодана запах Стамбула, посмотрел, какие вещи и книги Рефик привез с собой; потом присел на край кровати, закурил и принялся рассматривать самого Рефика. Тот разгружал чемодан и складывал свои пожитки на крышку сундука. Омер вдруг с удивлением понял, что Рефик кажется ему чужаком. Он смотрел на друга, как мог бы смотреть какой-нибудь человек на знакомого мясника, которого из года в год видит за прилавком, если бы вдруг встретился с ним на улице и увидел его ноги. Омер привык видеть Рефика в инженерном училище, в Нишанташи и вообще в Стамбуле, а здесь он казался инородным телом. Внезапно Омер словно бы посмотрел на себя со стороны, так, будто был совсем другим человеком, и подумал: «Кем бы я мог стать? Чем бы я мог еще заняться, вернувшись из Англии?» Он снова, как делал это уже множество раз за эти два года, стал загибать пальцы: университет, инженерная компания, своя маленькая строительная фирма, жизнь в Стамбуле… «Нет, это все не то! — вдруг разозлился он. — А значит, я был прав!»
Рефик неожиданно обернулся и спросил:
— Кстати, как поживает Назлы?
— Хорошо. Летом и осенью мы несколько раз встречались, когда я приезжал в Анкару. Сейчас пишем друг другу письма. — Омера вдруг потянуло на откровенность. — Пишем письма, но тем для переписки становится все меньше и меньше. Она описывает, что делает изо дня в день, я тоже. И какой в этом смысл?
Рефик посмотрел на друга и улыбнулся, словно хотел сказать: «Как какой смысл? Смысл тот, что переписка между помолвленными молодыми людьми — замечательная штука! Зачем об этом спрашивать?»
— А как Перихан?
— Хорошо.
— Кстати, ты ничего не сказал о дочке. Ее ведь Мелек зовут, если я правильно помню?
— Да.
— Какая она?
— Настоящий ангел. Но, должно быть, высоченная вымахает.
— Кому пришло в голову ее так назвать?
— Мне, — смущенно сказал Рефик. — Я хотел, чтобы у меня была дочка, похожая на ангела. — Он закончил доставать из чемодана вещи и растянулся на своем тюфяке.
Омер тоже откинулся на кровать. Лежал, курил, смотрел в потолок и пытался как следует насладиться этими последними минутами первого часа, проведенного вместе с другом. Они будут лежать здесь и болтать, словно два школьника в спальне или два солдата в казарме, а радость и волнение встречи будут потихоньку исчезать, разгоревшиеся дружеские чувства — остывать, и на смену им придет холодок, неизбежный между двумя взрослыми людьми, не очень-то одобряющими образ жизни друг друга.
— Я хотел, чтобы у меня была дочка, похожая на ангела, — повторил Рефик и как-то нервно, нехорошо рассмеялся.
Рефик удивился. Такого смеха он от Рефика никогда не слышал.
— Слушай, у тебя, похоже, нервы не в порядке.
— Устал. Три дня в дороге…
— Если хочешь, поспи немного. Через час поедим. Поспишь и будешь лучше себя чувствовать.
— Нет. За месяц я еще успею вволю выспаться. Давай лучше поговорим.
— Ты думаешь остаться здесь на месяц?
— Да. Я сказал дома, что на месяц уеду.