Джевдет-бей и сыновья

Газеты тоже не порадовали. «Тело с почестями было предано земле. Пять тысяч молодых людей произнесли клятву независимости… 12 декабря 1970». Фотография рыдающей над гробом женщины в чаршафе. «Мать Хюсейна Асланташа!» [101]— подумал Ахмет и посмотрел на подпись к фотографии: «Безутешная мать прильнула к телу убитого сына и зашлась в рыданиях». Ахмета передернуто. «Даже о самых серьезных вещах говорят языком скверной турецкой мелодрамы!» Взгляд перескочил на другой заголовок: «Батур вручил президенту меморандум». Торопливо начал читать: «24 ноября командующий военно-воздушными силами генерал армии Мухсин Батур нанес визит президенту Джевдету Сунаю и, сообщив, что на различных уровнях армейского командования наблюдается крайняя обеспокоенность…» Оторвавшись от газеты, Ахмет сказал себе: «Зийя-бей был прав!» Накануне двоюродный брат отца, отставной полковник Зийя, приходил проведать Ниган-ханым. Увидев Ахмета, поднялся к нему и, напустив на себя свой обычный таинственный вид человека, который очень много знает, но вынужден помалкивать, сказал, что терпение армии на пределе и не сегодня-завтра что-то должно произойти. Потом как бы случайно в его речи проскочило упоминание о Президентском полке и Военной академии. «Да, армия долг исполнит, своего добьется!» — говорил взгляд дяди Зийи. Ахмет стал читать дальше: «Копия письма была вручена также председателю Генерального штаба Мемдуху Тагмачу. После затянувшейся встречи между двумя генералами стало известно, что Тагмач разделяет взгляды Батура». «Значит, Батур перетянут его на свою сторону! — подумал Ахмет. — Будет переворот!» Разволновавшись, встал, прошелся по комнате, потом снова сел и стал внимательно читать статью, обдумывая каждое ее слово. Статья была написана очень осторожным языком. «Интересно, кто сообщил об этом прессе? Как понимать выражение „крайняя обеспокоенность“? Чем они обеспокоены? Кто тому виной? Конечно же, они переживают за судьбу родины. Их беспокоит социальное напряжение…» Он еще раз перечитал статью и снова встал. «„Президент Сунай сообщил о содержании письма премьер-министру Сулейману Демирелю“! А тот, интересно, что на это сказал?» От волнения не сиделось на месте, поэтому Ахмет вышел на балкон и, облокотившись на перила, стал смотреть на Нишанташи.

На площади царила обычная полуденная суета. Машины стояли в пробке. Посредине махал руками и свистел в свисток полицейский. У троллейбуса сорвался с провода ус, упал на землю. Из кабины вышел шофер и стал прилаживать его на место, два мальчика в лицейской форме остановились посмотреть. На тротуаре расставили свои корзины цыганки-цветочницы. Трое чистильщиков обуви нашли себе клиентов — одному господину даже пришлось подождать, стоя в сторонке. Изящно одетая женщина возвращалась домой с покупками. Девушка в короткой юбке остановилась перед витриной «бутика». Уличный торговец, незаконно продающий обитателям Нишанташи хлеб более белый, чем полагалось по муниципальному уставу прикрыл свою корзину тряпкой и тоже смотрел, как шофер поправляет троллейбусный ус. Мимо него прошла женщина с собакой на поводке. Перед дверями Делового банка дрались два школьника. В бакалейную лавку напротив зашел Невзат, швейцар дома семейства Ышыкчи. Пробка наконец разъехалась. К продавцу лотерейных билетов подошла женщина в платке, в кофейную лавку зашел господин в бархатном пиджаке. «Переворот! — думал Ахмет. — Всё будет перевернуто вверх дном, и Нишанташи в первую очередь. Армия покажет буржуазии, где раки зимуют!» Потом он вдруг потянулся и изо всех сил зевнул. «Да ничего не случится. Эта суета внизу, похоже, никогда не кончится. А если всё же?..» — Ахмет усмехнулся. «Если стучится переворот, все будут сидеть по домам!» Подумал о дяде Зийе. «Мы с ним оба испытываем отвращение к Нишанташи». Над головой было белесое, какое-то безвольное небо. Бабушкины любимые липы, казалось, пытались дотянуться до него своими голыми ветвями, но стены домов нависали над ними и не пускали вверх. Ахмет повернулся к Нишанташи спиной и посмотрел в окна своей мансарды. «Кто я такой?»

Здесь, в мансарде многоквартирного дама в Нишанташи, он жил уже четыре года. Когда он возвратился из Парижа, где «учился на художника», после долгих подсчетов выяснилось, что от отца им с Мелек только и осталось, что эта двухкомнатная квартира на чердаке. Сестре она была не нужна, вот Ахмет здесь и поселился. Поскольку за квартиру он не платил, за отопление тоже, а завтракал, обедал и ужинал внизу, у бабушки, особого недостатка в деньгах он не испытывал. Время от времени ему случалось продать какую-нибудь картину, кроме того, он давал уроки: учил трех человек французскому и еще одного мальчика рисованию.

«Кто я такой? — снова пробормотал Ахмет, но грусти не почувствовал. — Я знаю, кто я. Цель моей жизни — сорвать плод с древа искусства!» Он подумал, что наверняка где-то прочел эти слова, но ни сердиться, ни иронизировать по этому поводу не стал. Решив спуститься вниз, чтобы навестить бабушку и поесть, взял ключи и вышел из квартиры.