Джихад. Экспансия и закат исламизма

Такая политика позволила Тураби и его друзьям взять власть в государстве и удерживать ее целые десять лет. За это харизматический лидер удостоился восхищения большинства подобных движений в арабском мире — в частности, тунисского Движения исламской тенденции (ДИТ) и палестинского «Хамаса», [203]руководители которых постоянно ссылались на пример Судана, — а также националистов и даже левых активистов региона: в их глазах антиимпериализм Тураби перевешивал репрессии, которым подвергались их товарищи в Хартуме. В отличие от происламистского режима генерала Зия в Пакистане, также пришедшего к власти в результате военного переворота, но пользовавшегося массированной американской поддержкой в связи с войной против Советов в Афганистане, суданский режим навлек на себя гнев США. Бесчинства армии и полиции в ходе бесконечной войны на юге страны восстановили против режима многочисленные христианские организации, как протестантские, так и католические. Имея связи в Вашингтоне и европейских столицах, они закрыли для суданских лидеров доступ к различным формам «исламо-христианского диалога», благодаря которым многие исламистские движения других стран смогли установить контакты с западными властными структурами. Хотя во главе ИНФ стояли лидеры, большинство которых получили образование в Великобритании и США, Фронт, пришедший к власти в результате путча, вызвал к себе враждебное отношение американцев, подобно хомейнистскому Ирану, также отнесенному к числу государств — спонсоров терроризма. Однако, как и в Иране, режим сумел превратить в источник легитимности и эту враждебность, и сопровождавший ее «шлейф» санкций. Судану это дало повод обвинить Америку в экономических бедах минувшего десятилетия [204]и призвать мусульман к священному союзу против США. Это позволило Тураби, поддержавшему Саддама Хусейна во время войны 1990–1991 годов в Заливе и на время лишившемуся за это саудовской помощи, заручиться поддержкой международных организаций, не говоря уже об исламистских движениях, и сделать из своей страны — одной из беднейших в мире — символ сопротивления империализму. В апреле 1991 года на открывшуюся в Хартуме арабскую и исламскую народную конференцию съехались, помимо исламистов Ближнего Востока, Магриба, Ирана, Афганистана и Пакистана, Ясир Арафат и египетские насеристы. Конференция выразила солидарность с Ираком и выставила себя в качестве альтернативы Организации Исламской конференции (ОИК), находившейся под саудовским влиянием, хотя и не располагала при этом такими же средствами. За первой конференцией последовала вторая — в декабре 1993 года, затем третья — в марте-апреле 1995 года. [205]Эти форумы дали Тураби возможность утвердиться на международной арене с помощью мировых СМИ (а он прекрасно умел общаться с журналистами) [206]и укрепить свое влияние в собственной стране. Таким образом, режиму удалось завуалировать свое путчистское происхождение и непопулярность в народе и придать себе имидж революционной власти, выразительницы надежд и чаяний прогрессивных сил и мусульман всего мира. Режим смог добиться этого, потому что в 1989 году он не только стал единственным суннитским исламистским движением, захватившим власть в государстве, но и умело воспользовался вакуумом, созданным смертью Хомейни: аятолла умер в июне, а уже в конце этого месяца произошел путч в Хартуме.

Глава 7 Европа, земля Ислама: платок и фетва